— Тихо, тихо, тихо, — остановил он мои руки.

Обогнул. Запер дверь изнутри. Китель, сверкнув погонами, повис на спинке стула. А Урод снова подошёл вплотную.

— Вот теперь можешь раздеваться.

— Сначала пообещай, что ты больше его не тронешь.

— А надо ли? Что мне стоит нарушить своё обещание? Но если ты хочешь: обещаю.

Платье упало на пол. Я достала из лифчика и протянула ему презерватив:

— И вот ещё что.

Он взял упаковку двумя пальцами, усмехнулся:

— Видишь ли, Блондиночка. Со вчерашнего дня предложение немного устарело. Теперь новые условия.

— Какие?

— Как давно у тебя были месячные?

— Тебя не касается.

— Теперь касается, — бросил он презерватив в мусорную корзину. — Я хочу ребёнка.

— Что? — отшатнулась я, не веря своим ушам. — Нет.

— Конечно, да, моя девочка. Да. И это будет мой ребёнок, — он расстегнул брюки, увлекая за собой на старый кожаный диван, подтянул меня на себя. — Мой. Наш. Твой и мой, — вёл он пальцем по груди, по линии кружев, потом просунул руки, чтобы расстегнуть застёжку. Приподнял в руках грудь, большими пальцами поглаживая соски. — Я позабочусь о вас обоих.

«Он говорит обо мне и ребёнке или о сиськах?» — подумала я, и весь ужас сказанных им слов дошёл до меня не сразу.

Его губы ласкали грудь, его пальцы ласкали между ног — он был нежен как никогда, а я хватала ртом воздух, словно была немой от природы и не могла произнести ни слова.

Глава 44

— Нет. Нет! — упёрлась я в его грудь, когда его горячий член прижался к моему животу.

— Я же сказал: да, — остановился он, и голос его стал ледяным. — Ты будешь приходить, когда я скажу, куда я скажу, и раздвигать ноги. А сейчас закрой рот.

Он насадил меня на себя. И стал двигаться резкими жёсткими толчками, втягивая сквозь зубы воздух и шумно выдыхая открытым ртом. Его пальцы впивались в мои ягодицы. Его член ходил внутри как чёртов поршень. И как я ни сопротивлялась, стараясь думать о чём-нибудь плохом, противном — разрядка была неминуема, и нарастающее желание затопило сознание.

Урод дёрнулся и застонал.

И я, впившись в его спину ногтями, задержала дыхание и ткнулась лбом в его плечо.

— Ну, почему а, почему? — водил он носом, губами по моей шее, вдыхая запах. — Почему только с тобой так сладко? Почему я схожу с ума по тебе, девочка?

Если бы я знала, что ему ответить.

Если бы знала, как заставить его от меня отказаться.

Если бы знала, зачем чувствую то же самое.

— Почему ты никогда не целуешь в губы? — обняла я его, прижавшись к груди, уткнувшись в шею. Во мне боролись стыд и нежность. Да хер с ним! Нежность победила.

— Для меня это особенное — поцелуй в губы, — гладил он меня по спине. — Очень особенное. Это как признание.

— В чём?

— Будешь много знать — скоро состаришься, — усмехнулся он. — А будешь много говорить — быстро мне надоешь.

— Тогда, пожалуй, буду болтать без умолку, — улыбнулась я.

— Ты стала другой, — он откинул голову на спинку дивана и, наверное, смотрел вверх, но я не видела. — Не знаю, лучше или хуже.

— Надеюсь, такой я тебе нравлюсь меньше.

Он засмеялся:

— Если бы.

А потом резко столкнул меня с себя и встал.

Я одевалась. Он курил, стоя у окна. Потом развернулся.

— Не вздумай ничего выпить, подмыться или вытравить плод.

— Так это не работает, — покачала я головой. — В первый месяц трудно забеременеть.

— Работает, уж поверь, — смотрел он на меня исподлобья. — Если у тебя начнутся месячные, кровью будет истекать твой Захар.

А в отчаянии закрыла глаза.

Чёртов Урод! Сначала он присвоил себе моё тело, а теперь разрушал душу.

Я предавала, изменяла, лгала. Должна стать матерью его ребёнка.

— Через сколько кругов ада ещё я должна пройти? — взмахнула я руками.

— Через все, милая, — усмехнулся Урод. — Через все, что я проведу тебя за собой.

— Не трогай Захара! Не трогай, чёрт побери! Я и так сделаю всё, что ты хочешь. Попроси или прикажи — всё равно. Я и так — твоя. Я и так его уже потеряла, и ты это знаешь.

— Захар, Захар, — скривился Урод. — Почему ты никогда не зовёшь по имени меня?

«Может потому, что ты Урод?» — рвалось с языка.

— Для меня это особенное — имя, — усмехнулась я. — Это как признание. Слишком личное.

Урод скрестил на груди руки, убрав от лица в сторону дымящую сигарету.

— Меня заводила твоя отрешённость, бесчувственность, равнодушие. Задевала, цепляла, держала, бросала вызов. Но теперь я схожу с ума от твоей ненависти. В ней столько силы, страсти, огня. Столько воли, столько сопротивления, что я не откажусь от неё ни за что. Пытался отказаться, но оставил эту глупую затею.

«Наивный, ты думаешь это ненависть?» — усмехнулась я.

— Чёртова сука! Тебе же нравится со мной. Скажи, что тебе нравится, — сверлил он меня насмешливым взглядом.

— И не мечтай, — хмыкнула я.

— А вот мне с тобой нравится, — засмеялся он. — И я не боюсь в этом признаться. Пожалуй, только с тобой и нравится. Ты воплощение всех моих больных фантазий. Просто мечта психопата. И ты ни черта не знаешь про своего Захара.

— А ты знаешь? — замерла я.

— Побольше, чем ты. Но тебе он ничего не скажет, даже не пытайся. Таков был уговор.

— Какой уговор? О чём?

— Всему своё время, детка, — смерил он меня взглядом. — Всему своё время.

Затянулся сигаретой и кивнул мне на дверь.

Глава 45

Урод был прав: я