Опытные врачи, отличный госпитальный уход, жизнелюбие Клавы, ее несгибаемая воля и упорство, медицинская гимнастика и время сделали свое дело. Настал час, когда Серебряковой было разрешено снова учиться ходить. Первая попытка встать на ноги показалась ей тяжким испытанием. Но постепенно она начала медленно передвигаться.

В августе 1946 года Клаву Серебрякову выписали из Главного военного госпиталя. А через месяц она поступила в Стерлитамакский педагогический институт. Появилась в институте на костылях, потом сменила их на две палки, затем стала привыкать ходить с одной палочкой и, наконец, забросила даже ее.

В письме Кате Рябовой Клава лаконично сообщала: «Учусь хорошо. Решила стать человеком самостоятельным». И — ни слова о трудностях, ни намека на упорство, с каким ей приходилось бороться за свое место в ряду здоровых и молодых студентов.

…На небольшой станции Туймаза с поезда сошли двое молодых учителей-историков: Клава Серебрякова и ее муж, Леонид Инфантьев. Здесь предстояло им начинать свою новую трудовую жизнь. Ту жизнь, за которую оба сражались на фронте.

Учительница Серебрякова старалась делать уроки интересными и наглядными. Она ходила в походы с детьми по родному краю, учила своих воспитанников любить Родину и служить ей так, как служила она сама и ее однополчане.

Неподалеку от Туймазы, в необжитом пустынном месте вырастал город нефтяников — Октябрьский. Клавдия с Леонидом решили переехать на новое место: городу требовались учителя. Это было трудное время. Сначала не было жилья, не хватало школ, занимались в несколько смен. Но Клава не привыкла унывать. Она отдавала всю себя школе, детям, работе. Учила других и училась сама. Заочно закончила педагогический институт, вечернюю музыкальную школу, начала работать над кандидатской диссертацией. Только так, в круговороте дел, Клавдия ощущала полноту и кипение жизни…

Пишу я эти строки и вижу перед собой выступление Клавдии Серебряковой в Москве, в Центральном Доме Советской Армии. На трибуну поднялась моложавая, подтянутая женщина в строгом костюме. Заканчивая свою речь, она взволнованно сказала: «Приезжайте к нам в Октябрьский. Нет города лучше нашего. Я очень счастлива, что живу в таком прекрасном месте и отдаю все силы, все знания, чтобы воспитать детей нефтяников достойными гражданами нашей страны». Клавдию провожали горячими аплодисментами.

С гордостью глядела я на дорогого мне человека и думала, как много несгибаемой воли в этой женщине, какое открытое и щедрое у нее сердце.

…Мы шли с Клавдией Федоровной Серебряковой по улицам Москвы. Если человек живет не переводя дыхание, у него редко выпадают свободные минуты, чтобы оглядываться назад, ворошить воспоминания о былом. Но порой они очень нужны, воспоминания о былом, помогающие одолевать трудности во имя нашего будущего.

Мы торопились: у Кати Рябовой нас ждали боевые подруги.

О командире полка Е. Д. Бершанской

Когда был решен вопрос о моем назначении комиссаром 2-й эскадрильи в 588-й авиаполк ночных бомбардировщиков, то меня для ознакомления представили вернувшейся из командировки командиру нашего полка, опытной летчице Батайской летной школы Евдокии Давыдовне Бершанской.

На меня она произвела очень приятное впечатление — стройная, подтянутая, целеустремленная.

Я уже слышала, что в первые дни войны ее муж сразу же улетел на фронт и от него нет вестей. От Бершанской поступали рапорты отправить ее на фронт. В октябре 1941 года пришел наконец вызов от Героя Советского Союза майора Расковой. Е. Д. Бершанская обрадовалась и стала собирать документы. Враг был уже недалеко от Ростова, поэтому она решила отправить семью в Челябинск, надеясь на помощь друзей.

Прибежала домой. Сынок Валюшка обхватил ее ручонками и жалобно плакал. Самолетом добрались до Сталинграда, там она усадила отца, мать и сынишку на пароход, а сама отправилась сдавать дела.

Некоторые в полку считали Бершанскую слабохарактерным человеком. Это не совсем так. Она просто была доброй и отзывчивой к чужим горестям и просьбам, ведь ее собственная жизнь протекала далеко не в райских кущах. Совсем маленькие, с младшим братом, в ветхой хатенке, голодные, озябшие, они остались одни, с лежащей рядом умершей мамой. За окном выла вьюга и гремела канонада, слышалась пальба. В доме появились красноармейцы и отвезли детей в детский дом.

Когда отгремели бои Гражданской войны, с фронта вернулся их дядя — красный партизан Григорий Трофимович Середа. Он разыскал детей покойной сестры и взял их в свою семью, где было уже четверо детей. В маленьком домике села Добровольное на Ставрополье они жили дружно, хотя и бедно. Дуся решила устроиться на работу, но Григорий Трофимович сказал: «Я с буржуями зачем воевал? Чтобы дети крестьянские учиться могли, науки постигать. Раньше выучись, а потом и работать иди». Как-то она увидела в небе аэроплан. Дусе удалось даже потрогать вздрагивающие крылья этого аэроплана, севшего на широкое поле. С тех пор она часто думала: «Вот бы мне полетать!»

Закончила школу. За хорошую учебу комсомол направил ее в Ставропольский педагогический техникум. Но желание учиться на летчицу становилось неотступным. Бросила техникум. Сколько летных школ она объездила, выслушивая горькое «Женщин не принимаем»! Она не сдавалась, и удача пришла — в 1931 году Евдокию Бершанскую зачислили в Батайскую летную школу ГВФ. Школа только создавалась. Все нужно было строить своими руками. Курсанты после занятий вместе с инструкторами возводили школьное здание, ангары, жилые дома, расширяли летное поле.

После первого года учебы Дуся стала летчицей, и тут же, как отличницу, ее зачислили на должность инструктора, затем командира звена. Еще два года работы — и она командир отряда.

В 1939 году летчица Евдокия Бершанская была награждена орденом «Знак Почета». В том же году Батайскую школу ГВФ преобразовали в военное летное училище. Женщин туда не брали. Ее перевели в отряд спецприменения, в станицу Пашковскую. Там надо было организовывать работу отряда. В ее подчинении находилось 35 самолетов, 60 летчиков и техников. Задания были самые разные: доставка почты, вывоз тяжелобольного из глубокой станицы, разведка рыбных косяков, перевозка «нежного» груза (утят, цыплят, живых мальков и др.). И опять признание: народ избрал ее депутатом Краснодарского горсовета, коммунисты — членом пленума райкома партии.

Грянула война, и отряд спецназначения стал доставлять срочные грузы в прифронтовую полосу. Летать приходилось и днем и ночью, без сна и отдыха.

…Жизненный опыт расширяет и углубляет наши представления о людях, мы начинаем постигать их иначе, не так прямолинейно, как в юности.

Тогда, в сорок первом, когда мы, совсем молодые девчонки, увидели наших командиров Марину Михайловну Раскову и Евдокию Давыдовну Бершанскую, они показались нам особенными людьми, которым несвойственны даже малейшие человеческие слабости, сомнения. Но все было, конечно, не так.

— Я думала об организации только одного женского полка, — сказала Раскова, — а девчата так горячо отозвались на призыв, их приехало так много — на целых три полка.