– Вы не подскажете нам, где находится дом некоей Ады Александровны? Она живет на улице Прохладной, и у нее недавно умерла дочь.

Прохожий стоял с минуту, наморщив лоб, в полном недоумении, и по его лицу было видно, что он понятия не имеет, о ком идет речь.

– Я знаю Светлану Александровну, но с ее детьми, кажется, все в порядке. Ее дочь недавно вышла замуж. Если вам…

– Спасибо, – благодарил Ян и вел машину дальше, а через минуту уже останавливал молодую женщину с коляской.

– Нет, – отвечала она. – Я почти не общаюсь с соседями. Мы переехали сюда недавно.

– Извините, – бормотала Лиза, чувствуя себя полной идиоткой.

Помог им, в конце концов, почтальон. Улица Прохладная оказалась на самом деле улицей Тенистой, что еще больше смутило Дубровскую. Дом Ады Александровны представлял собой неприметное строение из серого кирпича, мимо которого они уже проезжали дважды. Ян остановил машину у обочины. Лиза вышла и, аккуратно перешагнув через лужу, оказалась у ажурных ворот…

Мать Эммы была дома одна. Она расцеловала девушку в обе щеки, словно старую знакомую, а затем провела в гостиную. Дубровская, опасаясь показаться невежливой, не вертела головой по сторонам, оглядывая дом, в котором живет потомственная дворянка. Тем не менее многое все-таки заметила.

Ада Александровна, по всей видимости, была невероятной чистюлей. Дом сверкал как стеклышко, а белоснежные льняные салфетки, на которых был сервирован чай, хрустели от крахмала. Правда, пестрые чехлы из вощеного ситца прикрывали старые кресла, на коврах давно примялся ворс, а телевизионная аппаратура безнадежно устарела. Должно быть, дворянское гнездо переживало не лучшие времена. Но Ада Александровна, казалось, этого и не замечала, она держалась прямо, как подобает светской даме. Ее манеры были безукоризненны. Одетая в простую розовую блузку со стоячим воротом и черную длинную юбку, она показалась Дубровской выше, чем тогда, когда она видела ее впервые. Ее волосы были тщательно уложены, на руках был безупречный маникюр.

Неизвестно почему, Лиза почувствовала беспокойство. Что она делает в этом доме и что ожидает от нее эта строгая дама? Ада Александровна и вправду пристально рассматривала гостью, словно старалась понять, стоило ли ее приглашать к себе и выйдет ли что-то путное из этой затеи. Они пили обжигающий чай с кексом, который крошился в руках. Дубровская чувствовала себя неловко, не представляя, как поступить правильно: то ли собрать крошки с салфетки, то ли оставить все как есть. Она никогда не была сильна по части этикета и теперь смущалась, полагая, что старая дворянка может счесть ее дурно воспитанной.

После дежурных фраз о погоде и самочувствии в разговоре повисла неловкая пауза. Дубровская пила мелкими глоточками чай, мучительно соображая, что бы еще сказать. Но Ада Александровна начала первой:

– Милое дитя, я так признательна вам за ваш визит.

– Что вы, – пролепетала Дубровская, краснея.

– Вы – славная девушка, и, что самое главное, вы не совсем au fait, в курсе дел этого треклятого серпентария.

Лиза не поняла ничего, кроме слова, сказанного по-французски. Не зря, видимо, ее родители так настаивали на изучении этого языка. Только что имела в виду женщина, говоря про серпентарий? Каких гадюк она имела в виду?

– Я вам доверяю, – продолжала она. – Вы не похожи на них.

– Боюсь, я не совсем понимаю, – решилась наконец Лиза.

– Ведь вы не убивали мою дочь.

Фраза прозвучала так неожиданно, что Дубровская едва не разлила чай. Что это было: вопрос или утверждение?

– Ну, конечно же, нет, – «успокоила» ее старушка. – К сожалению, я не могу то же самое сказать об остальных, кто был на той вечеринке.

Елизавета сглотнула.

– Неужели вы думаете, что кто-то из нас…

– А вы думаете иначе? – усмехнулась женщина. – Ну же, Елизавета, будьте смелее и, глядя мне в глаза, скажите, что я не права.

– Я об этом не думала.

– Не обманывайте меня. Вы об этом думали. Скажу больше, в последнее время вы только об этом и размышляете. Так ведь?

Дубровская пожала плечами.

– Вы должны помочь мне, – вдруг сказала старая дама.

Лиза вскинула глаза.

– Но что я могу? – удивилась она.

– Ведь вы – адвокат?

– Ну, и что с того? Адвокаты не ведут расследование. Вам лучше пообщаться со следователем. Вы по делу – потерпевшая. Значит, он не сможет вас игнорировать. У вас есть определенные права.

– Мне не нужен следователь. Мне поможете вы, – категорично заявила женщина.

Удивительно, но жизненные обстоятельства опять подталкивали Дубровскую к расследованию событий той злополучной ночи. И не будь Елизавета свидетельницей по этому делу, она имела бы сейчас замечательную возможность выступить представителем матери Эммы в процессе. Ей уже доводилось и раньше защищать интересы потерпевших. Это не было особо обременительным занятием. Тем более адвокат в этом случае вынужден работать в одной связке со следователем, а потом уже с государственным обвинителем. Представлялась отличная возможность быть в курсе всех событий и оказывать следствию посильную помощь. Хотя, как показывал опыт, компетентные должностные лица не особо приветствовали ее рвение. Но, во всяком случае, у нее всегда был повод для визита к следователю. Теперь же, пребывая на жалком положении свидетеля, Лиза должна была ожидать повестки.

Дубровская вздохнула.

– Я ничем не могу вам помочь. Тем более я не уверена в том, что к убийству Эммы приложил руку кто-то из гостей. Может, это кто-то посторонний, с улицы? На вечеринке присутствовали приличные люди, и мысль о том, что они могут быть причастны…

– Ох уж эти мне приличные люди!

Ада Александровна была непреклонна.

– Вы, верно, забываете, что там был и мой муж, – со вздохом выложила свой последний козырь Елизавета. – Вы думаете, что он мог… э-э… это сделать?

– Я ничего не думаю, – мягко ответила женщина. – Но из всех присутствующих я выделяю только вас. Вы были почти незнакомы с моей дочерью, значит, мотивов расправиться с ней у вас быть не могло. Кроме того, вы – адвокат, то есть человек сведущий во всяких там преступлениях и уловках, которые обычно использует убийца. Вы милы, хорошо воспитаны и порядочны. Не спорьте, я вижу вас насквозь.

Комплименты в свой адрес Лиза выслушала спокойно. Вот только проявить характер ей оказалось не под силу. Впрочем, может, у нее и нет никакого характера? Разве можно сидеть и слушать, как посторонняя дама обвиняет родного мужа во всех смертных грехах? Дубровской следовало встать, сухо поблагодарить за чай и покинуть этот дом раз и навсегда. Но она оставалась сидеть, как приклеенная, уплетая как ни в чем не бывало кекс и выслушивая умозаключения выжившей из ума старушки.

– Не хотите еще кекса? – спросила она. – А, вы уже закончили. Тогда идите за мной.