Рон с энтузиазмом суетится вокруг, извиняясь, что наша встреча несколько месяцев откладывалась. Он, конечно, потолстел, но в нем вполне узнаваем нахальный юнец с обложки первых The Stooges. Он то славный, то стремный. Радушно угощает вас кофе, щедро предлагает траву и кокаин – и вдруг вытаскивает экспонат из своей внушительной коллекции автоматического оружия. Возится с кучей старых, страдающих недержанием кошек и при этом сообщает, что его героем был генерал СС Рейнхард Гейдрих. Хвастается, как молодо выглядит, и отводит глаза, когда из фотоальбома выпадает рекламная брошюрка поставщика париков.

Из всех людей, сыгравших решающую роль в карьере Игги, Рон – самый интересный и самый важный. Он участвовал в создании ансамбля, принесшего Игги известность, и многих основных песен, он разделил многие триумфы The Stooges. Но самое главное – наряду со своими друзьями Джимом Остербергом, Дэйвом Александером и братом Скотти стал одним из творцов Игги Попа. Рон кратко замечает, что Игги «дал выход всему, чем мы являемся. Игги – это то, что он впитал и взял от Дэйва Александера, от моего брата… наших личностей, наших ощущений, нашего взгляда на жизнь, нашего презрения к истеблишменту и ко всей фигне».

Порой он гневно повышает голос, сетуя, что Скотти подкатывал к бывшему вокалисту с предложениями о сотрудничестве, но был незаслуженно отвергнут. «Скотти был настоящий Марлон Брандо – а Игги мечтал быть Марлоном Брандо и Джеймсом Дином. Но максимум, кем он мог стать, – это моим братом и Дэйвом Александером. Он забрал у них энергию, как Дэвид Боуи забрал у Игги. Психические вампиры». А при этом, сокрушается он, такие люди, как Дэйв Александер, забыты и остались мелким шрифтом в примечаниях. «Он столько сделал для группы, настолько опередил свое время… Игги был примерный мальчик, щенок, выглаженный цивильный студентик, в то время как Дэйв Александер уже был настоящий, блядь, бунтарь. Дэйв Александер сыграл, блядь, огромную роль в нашем… я хотел сказать – совращении, да, наверно, так оно и есть».

Его голос смягчается, когда он вспоминает недавнюю встречу: «Эх, здорово было повидаться с Джимом», – и тут же замечает: «Люди верят в Игги, а не в Джима. Ему тяжело от этого». О Джиме Остерберге он говорит с любовью и сочувствием; упоминание Игги Попа неизменно отзывается горечью: «Когда [Джим] поверил в Игги Попа, группы не стало». Порой почти физически ощущается скорбь по Джиму Остербергу, который, подобно умершему товарищу Дэйву Александеру, безвозвратно потерян, и нет ему покоя, пока существует и дразнит его призрак Игги Попа. И чем дольше мы разговариваем, всю ночь до рассвета, когда Энн Эштон просыпается, чтобы ехать на ярмарку антиквариата в Иллинойсе, тем слабее надежда на примирение.

Несмотря на все дружелюбие, милые шутки и легкую сумасшедшинку, встреча с Роном производит скорее печальное впечатление: чувство утраты, потерянность, клаустрофобия. Он был одним из тех, кто помог выразить в музыке фрустрацию «очередного года, когда нечего делать» (“1969”), а теперь сам оказался не у дел. Несмотря на разговоры о возможном реюнионе The Stooges, перспектива зарастить трещину в личных взаимоотношениях вряд ли представляется осуществимой.

Ничего прекраснее Игги большинство женщин, да и мужчин, в жизни своей не видело. Казалось, он занимается любовью со всеми и каждым из них. За спиной у него, как автоматными очередями, поливали гитарными риффами Рон Эштон и Билл Читэм, а он был опьянен электризующей музыкой и собственной сексапильностью. Опять и опять он бросался в толпу, чтобы она сомкнулась над ним, и отдавался ей. Никто не знает, что там происходило, но многие были уверены, что это было нечто сексуальное.

Потом, поддержанный десятками рук, он поднялся над толпой в полный рост и двинулся вперед, принимая позы греческих статуй, ни на миг не оборачиваясь. Телекамеры запечатлевали момент, а за кулисами концертного зала Цинциннати застыли в восторге роуди и фанаты. «Это зенит», – сказал Лео Битти Дэйву Данлапу: оба знали, что альбом, который только что при них был записан, обеспечит им бессмертие. Поэтому они и перешли в эту команду. Поэтому могли выбирать себе самых красивых «групи» – рок-фанаток – штата Мичиган. Этому попытается подражать Дэвид Боуи, британская рок-звезда, но только грохнется наземь. Для этого был рожден Джим Остерберг: «Я понимаю, что только начал, – с почти религиозным напором говорил он людям, – но знаю, что всегда буду это делать, и это прекрасно».

Это прекрасное чувство продержалось два благословенных месяца. Через восемь недель Игги посмотрит вниз. И прыгнет. И будет падать – шесть долгих лет, а то и дольше.

В начале 1970 года The Stooges были теми людьми, с которыми хотели тусоваться абсолютно все. Многие местные музыканты посмеивались над группой, которая до сих пор казалась им безнадежно любительской, но девушки Анн-Арбора знали, кого выбирать. Как замечает Кэти Эштон: «Группе завидовали: некоторые музыканты считали, что они не умеют играть, но зато они умели повергать в восхищение. Все внимание на них, все девчонки с ними, они были крутые, люди тянулись к ним». Вскоре в их лагерь переметнулись двое роуди SRC, Зик Зеттнер и Эрик Хэддикс, а Лео Битти изменил с ними группе MC5, и это означало, что The Stooges вот-вот переплюнут «старших братцев». Они были непредсказуемее, интереснее и просто-напросто веселее. У них был специфический юмор с элементами самопародии и великолепная невозмутимая манера издеваться над теми, кто их не понимает. Добавочное развлечение – наблюдать, какой из девяти нацистских мундиров выберет на этот вечер Рон Эштон. «Девицы у “студжей” всегда были намного красивее и экзотичнее, чем у “пятерки”, – с удовольствием вспоминает Лео Битти. – Были модели, были культурные, интересные бабы. Игги как секс-символ привлекал их, и у Рона тоже были красотки. Здоровская была атмосфера. Мы все чувствовали, что обгоняем MC5. Все было как положено: Рон со своими риффами, Игги со своим сексапилом. Мы были уверены в большом успехе».

Оптимистическую, почти невинную атмосферу каким-то образом олицетворяла четырнадцатилетняя подружка Игги, Бетси Миккельсен. Это была блондинка, неглупая, начитанная и опытная. Рядом с Бетси Джим всегда казался по-детски искренним – настолько, что ему удалось завоевать расположение ее семьи. Доктор Миккельсен, проживавший в пяти минутах от них, в большом доме на Адэр-роуд, полностью одобрял этот союз, и не только ради семейного уюта; ведь если Джим вывез бы Бетси из штата Мичиган, он рисковал бы подпасть под «закон Манна» за перевозку несовершеннолетней девочки. Как отмечает один человек из окружения The Stooges, это означало, что «если [не хочешь], чтоб тебя арестовали, изволь сидеть с семейством и играть с папашей в карты, – и тогда они решат, что все о’кей». Для большинства сторонних наблюдателей доктор Миккельсен был очарован молодым артистом, хотя на самом деле у него, скорее всего, не было выбора: лучше пусть отношения между четырнадцатилетней дочерью и человеком, который на восемь лет старше, развиваются на виду, чем за спиной.

Несмотря на разницу в возрасте, Бетси во многом казалась взрослее Джима. «Она рулила отношениями, и ему это нравилось», – считает Рон Эштон. В группе Джим был за главного; с Бетси он мог расслабиться и вести себя как наивное дитя, они ходили за ручку и щебетали на почти младенческом языке. Вызвав ее гнев (в этих случаях она называла его не Джимом, а Игги), он искренне огорчался, а когда Бетси уходила к родителям после особенно серьезной ссоры, горе его было очевидно всему населению дома.