Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Майку придется распороть, — сказал Егор виновато. — Прости. Сплошные убытки от меня.
Я махнул рукой. Достал ножницы и аккуратно разрезал плечевой шов с левой стороны. Вдвоем нам удалось содрать с Егора майку примерно так же, как змея сдирает с себя старую мертвую кожу.
— Надел-то ты ее как? — поразился я.
— Не знаю, — ответил Егор. — С утра вроде не очень больно было. А сейчас…
Он потер плечо и не договорил. Я вывернул фуфайку налицо и рассмотрел ее. Ну и грязь!
— Грязная, — повторил я вслух брезгливо.
— Это хорошо, — ответил Егор. — Она и должна быть грязной. Только рукав опять придется распороть. Я не смогу поднять руку.
Я, не говоря ни слова, проехался ножницами по всему шву, идущему от плеча до запястья. С огромным трудом натянул фуфайку на Егора и отступил на шаг, довольный собой. Странно, но в этом ужасающем прикиде гость смотрелся на редкость органично. «Ему бы еще косынку на голову и серьгу в ухо», — шепнул внутренний голос. Писательский, так сказать. Да. Некрасив, но чертовски хорош. И так бывает.
— Брюки я сам надену, а ты пока иголку с ниткой принеси, — велел Егор.
— Ах, да! — спохватился я.
Сбегал в Олину комнату и принес оттуда всю ее рабочую корзинку. Нашел среди многочисленных тряпочек, мотков шерсти, пуговиц и прочей дребедени набор иголок. Оторвал от катушки длинную белую нитку и продел ее в ушко.
— Стой смирно, — велел я Егору. Тот послушно замер на месте.
— Я не специалист! — предупредил я.
— Главное, чтобы держалось крепко, — ответил Егор. — Если шов разойдется на глазах у изумленной публики, нам будет кисло. Ты постарайся.
И я постарался. Не удовлетворившись одним грубо наложенным швом, я достал из корзины катушку с самой прочной нитью и проделал всю процедуру еще раз. На всякий случай.
— Вот так, — сказал я, подергав шов. — Теперь надежно.
— Хорошо, — ответил Егор нетерпеливо. — Буди Глеба, я хочу, чтобы мы сверили план действий.
В этот момент он оборвал себя и приложил палец к губам. Тоненький мальчишеский голос выкликал, приближаясь:
— Рыба! Свежая рыба!
— Пора, — сказал Егор и посмотрел на меня.
Открылась дверь спальни, на пороге возник бледный и серьезный Глеб.
— Слышите? — спросил он.
— Слышим, — ответил я.
Егор повернулся к нам и велел:
— Сядем на дорожку.
Я приспел на край кровати, рядом плюхнулся Глеб. Егор сел напротив нас, в единственное кресло, стоявшее возле окна.
— Значит, так, — привычно принялся он руководить. — Едем в машине Антона.
Глеб вяло возразил:
— Лучше в моей! Сам же говорил…
— Нет, — перебил Егор. — Лучше в «ниве». У Антона в подвале остались куски половой обивки.
— Остались, — подтвердил я.
Пол моей старенькой машинки был покрыт ковролином. Может это признак старости, но я ужасно теплолюбив и не люблю резину под ногами.
— Вот этими остатками ты меня и прикроешь, — спокойно сказал Егор. — Я лягу между передними и задними креслами, сверху постелешь ковролин. Постараюсь не шевелиться, чтобы он не сбился. Если наши друзья не станут особо приглядываться, возможно, все обойдется. На пляже они, кажется, машины не обыскивают.
— На пляже не видел, — подтвердил Глеб. — Только на трассе.
— Вот и хорошо. Значит, Антон прикроет меня ковролином. Заднюю дверь приоткроешь только тогда, когда к машине подойдет рыбак моего роста.
— А когда он подойдет? — спросил я. Меня начало заметно потряхивать от страха, перемешанного с возбуждением.
— Он сам выберет нужный момент, — ответил Егор. — Положи на заднее сиденье пару пакетов, достань их, когда подойдет рыбак. Ну, а дальше по обстановке. Да, еще! Подними дверцу багажника сразу, как только приедешь на пляж. Лучше не дожидаться, пока наши друзья решат тебя проинспектировать. Открой так, чтобы содержимое было на виду.
— Понял, — ответил я.
— Если что-то пойдет не так…
Егор обвел нас холодным взглядом и жестко велел:
— Ложитесь! За колеса, куда угодно! Я вам помочь уже не смогу. Ясно?
— У меня есть охотничье ружье, — сказал я деловито. — Прихватим?
Егор обнажил белоснежные зубы в бесшумном смехе. Пират. И смех у него пиратский.
— Твое ружье там не понадобится, — ответил он, отсмеявшись. — Своего оружия полно будет. Так что, главное — не делать глупостей.
Он еще раз обвел взглядом наши бледные физиономии. Укоризненно наклонил голову к плечу и велел:
— Кураж, ребята! Выше нос! Проскочим!
Егор встал с кресла и деловито подвел итог:
— После того, как я залезу в лодку, сразу уходите…
Он остановился, дотронулся до раненого плеча и чуть заметно сморщился. Я понял, о чем он думает.
— Может, примешь какое-нибудь обезболивающее? — спросил я с сочувствием. С такой раной только по лодкам лазить.
— Можно сделать укол, — оживился Глеб. — Вообще руку перестанешь чувствовать!
— Нет, — отказался Егор сурово. — Я должен действовать двумя руками одинаково. Никаких уколов.
Глеб подумал и кивнул.
— Антон, пошли вниз, — сказал Егор и вышел из комнаты.
— Я его прикрою ковролином, а ты нейтрализуй хроников, — велел я. — Пусть сидят на даче и не высовывают нос. Скажи им.
— Ага, — ответил Глеб и моментально испарился.
Я вздохнул и оглядел комнату так, словно видел ее в последний раз. Впрочем, возможно, так оно и было.
Егор ждал меня в подвале.
— Подкати машину поближе к дверям, — велел он. — Нечего светиться посреди двора.
Я безропотно направился к своей «ниве», по дороге отметив краем глаза, что Глеб что-то усиленно внушает хроникам, загоравшим возле гаража. Хроники тоскливо внимали куратору, вид у них был кислый. «Мне бы ваши заботы», — подумал я невольно. Сел в машину, подогнал ее к открытой двери подвала. Егор юркнул в заднюю дверь с неожиданной ловкостью для такого огромного тела. Аккуратно опустился на пол лицом вниз, поджал длинные ноги.
— Помещаюсь? — глухо донеслось до меня.
— Помещаешься, — ответил я. — Похож на мусульманина во время молитвы. Ты устройся поудобней, тебе шевелиться нельзя.
— Мне удобно, — ответил он полуприглушенным голосом. — Неси ковролин.
Я сбегал в гараж, принес к машине ящик с остатками ковровых полос. Положил на спинку скрючившегося Егора шерстяную дорожку. Прищурился, отступил назад и критически осмотрел эскиз. А что… Ничего! Пол и оставшиеся куски ткани, разложенные поверх человеческого тела, сливались в единый серый цвет. Стекло в машине пыльное, немытое, если не приглядываться, то можно подумать, что на полу только серая обивка, и ничего больше. Я закрыл Егора вторым куском обивки и отступил назад.