Склонив голову набок, я еще раз посмотрел на свой примитивный чертеж. Потом сложил листок вдвое и разорвал его. Раз, еще раз, еще. Мелкие кусочки высыпал в пепельницу.

Воспользовавшись хаосом политических оппонентов, президент распускает парламент. «Оранжевые», которые еще недавно на повышенных тонах выясняли, кто из них более «оранжевый» и более предан идеалам Майдана, теперь снова делают совместные заявления и идут единым фронтом. Они сплочены, у них вновь единая идеология и одна цель – смена власти, возвращение ее себе.

Они уже были у власти. И не удержали ее.

«Бело-голубые» не могут удержать власть сейчас.

Чтобы внести смятение в «оранжевые» ряды, нужна смерть потенциального лидера. Сильного человека, опытного профессионала, который отвечает за стратегию, креатив и достиг в этом определенных успехов.

Интересно, кто там второй в списке?

– Привет.

Марина не скрывала удивления, и я ее понимал: бывший муж, с которым мало того что нехорошо рассталась, но и не поддерживала с тех пор отношений, вдруг звонит и без предисловий напрашивается в гости.

– Ты одна? – спросил я, все еще не решаясь переступить порог ее квартиры.

– Какое тебе дело? – резко ответила она.

– Никакого. Правда. Но если ты не одна, тогда разговаривать в присутствии посторонних не имеет смысла. Пошли куда-нибудь, где тихо.

– Почему, Синельников, я должна куда-то с тобой идти? Я у себя дома, у меня законный выходной, и я имею право проводить его как хочу, где хочу и с кем хочу.

– Упаси господь! – Я выставил руки вперед. – Твоя легендарная личная жизнь меня не касается!

– Не пошел бы ты, а?

– Слушай, давай серьезно: у меня проблемы.

– Сам решай.

– Конечно, сам. Но мне нужна консультация. Или совет, если хочешь. Ты – юрист, к тому же посторонний мне человек, совершенно не заинтересованный ни во мне, ни в моей работе, ни в моих проблемах.

Я верно угадал точки, на которые нужно нажимать: Марина оттаяла, сделала шаг в сторону, пропуская меня в квартиру.

– Заходи. Я одна.

– Что – совсем одна? – все-таки не сдержался я.

– В ближайшие два часа буду одна, – язвительно уточнила бывшая жена. – И не раскатывай губу, много времени я тебе уделить не смогу.

Войдя в комнату, я понял сразу: мужчина здесь бывает, но не живет. Пока, во всяком случае. Не знаю, чем это объяснить, – я чувствовал, и все. Кивнув мне на диван, хозяйка уселась в кресло, закинула ногу за ногу, взяла с журнального столика пачку сигарет.

– Ты же не курила, – удивился я.

– Тебе какое дело? – Марина прикурила от обычной пластмассовой одноразовой зажигалки, но сигареты, как я увидел, предпочитала при этом дорогие и по крепости совсем не женские – «Филипп Морис».

– И то правда.

Я не знал, как начать разговор, но бывшая жена, желавшая скорее решить все дела со мной, сама поторопила:

– Ладно, что там у тебя?

– Не то чтобы у меня… В стране в целом…

– Да, в стране бардак. Дальше что?

– В общем… Ну, короче… Гм… – Я замялся, до сих пор не будучи уверен, что делаю все правильно. – Значит, так. У меня есть куча материала. На основе этой самой кучи у меня появились кое-какие соображения. Ни одной фамилии я называть не собираюсь, тем более что как раз фамилий я и не знаю. Мне нужно узнать, будут ли у меня неприятности. С правовой точки зрения…

Марина выпустила в потолок тонкую струю сизого сигаретного дыма.

– Ты же никогда не гонялся за сенсациями, Синельников. Я и жить с тобой перестала только потому, что на поступок ты не способен. Что-то поменялось?

– Может, скрытые резервы появились, – попытался отшутиться я, хотя в принципе бывшая жена была права: до недавнего времени я не грешил разоблачительными и обвинительными материалами.

– Резервы?

– Я хочу разобраться, что происходит вокруг. Наверное, такая вот всеобщая неопределенность и подтолкнула к анализу ситуации.

– Ты боишься, что твои выводы кому-то не понравятся?

– Мариш, «не понравится» – это когда ты заявляешь на основании подтвержденных фактов, что директор некоего завода специально банкротит предприятие, чтобы не расплачиваться с кредиторами. У меня совсем другое. Я думаю, страна в двух шагах от государственного переворота.

Ну вот. Я это сказал.

Марина посмотрела на меня, как на идиота.

В чем-то она была права. Я сам чувствовал себя не совсем здоровым психически. И тем не менее, я повторил:

– Кто-то готовит государственный переворот.

– Кто-то насмотрелся американского кино про шпионов, – в тон мне проговорила Марина и положила окурок со следами губной помады на край хрустальной пепельницы. На ее дне уже лежало четыре таких окурка. Причем два – без следов помады.

– Значит, я, с точки зрения закона, не имею права делать такие выводы достоянием гласности?

– Если ты за этим пришел, то я тебе отвечу: как минимум, тебя вызовут в Службу безопасности. Где ты будешь несколько часов давать объяснения по поводу своих мыслей. И вызовут тебя не один раз. Одновременно тебя, Синельников, обязательно попросят с уютной работы. Никому не нужен сотрудник, которого регулярно вызывают в СБУ Наконец, тебе настоятельно порекомендуют пройти обследование у психиатра. Врач даст заключение, твои бывшие коллеги охотно предадут его гласности, и ты в ближайшем обозримом будущем будешь или собирать вторичное сырье, или сотрудничать с газетками вроде «Ваш друг Нострадамус». Где тебе поручат писать астрологические прогнозы на урожай картошки. Самое главное – все будут правы. Все справедливо.

– Вот так вот?

– Вот так вот.

– И выслушать меня ты не хочешь?

– Для того чтобы слушать таких, как ты, специальные люди заканчивают специальные медицинские учебные заведения.

– И все-таки послушай!

Я начал заводиться. Подобную реакцию я предвидел. Но именно потому, что сейчас надо мной измывалась бывшая супруга, мне до смерти захотелось познакомить с ходом своих мыслей не кого-нибудь, а именно ее.

– Не хочу. Иди отсюда, Синельников. Правда.

– А ты послушай! – Я встал с дивана, начал мерить шагами комнату. – В середине января этого года на охоте погибает известный политик Евгений Кушнарев. Обстоятельства его гибели ясны только на первый взгляд. На самом деле есть еще очень много вопросов, и они, думаю, еще долго останутся без ответа.

– При чем здесь Кушнарев?

Ей стало интересно. Во всяком случае, она больше не пыталась выгнать меня. И я продолжил: