– Генерал Алексеев, – с издевкой протянул Счастливый. – И что мне с вами делать?

Илья чувствовал себя откровенно плохо. Полет в кусты не прошел для него даром, крепко тошнило, кружилась голова, а сотрясение мозга было невооруженным глазом видно.

Но пресмыкаться перед этой мразью?

Никогда!

Все равно убьют, так хоть душу отвести.

Витиевато и изобретательно Илья послал атамана в пешее эротическое путешествие.

Счастливый выслушал, не поведя бровью. Какая ему разница, что там кричит поверженный враг? Да пусть хоть с березы закукарекает! Решать, что с ним делать, все равно Никону. Кстати, о березах…

Нагнуть две крест-накрест, привязать Алексеева за ноги – и отпустить. А что останется, вороны расклюют.

Атаман спрыгнул с коня.

Вот играть на публику он умел отлично. Никон подцепил Алексеева за воротник мундира, рванул… «Счастливчики» генерала пока не ободрали до конца. Да и смысл?

Свое они еще соберут, а этого можно и так привести, чтобы атаман поверил – ему не пустышку подсунули.

– Ты пришел на мою землю как враг. Ты не жалел никого. Ни старого, ни малого. Ты обрек на гибель от голода моих людей. Ты приговорил к смерти целые семьи…

Алексеев почти не слушал.

А потом открыл рот – и цинично блеванул атаману на сапоги.

Злонамеренно. А вы что ожидали после сотрясения мозга? Даже если его там и немного было, и тот спинной?

– Ах ты!.. – пробрало Никона.

Зараза такая!

Всю малину… обблевал! Испортил картину атаману… не сволочь, а?

Даже насчет берез желание улетучилось.

– Повесить его, – бросил Никон, отворачиваясь.

Илья даже не дернулся, когда его поволокли к березе. Да, видно судьба такая была у этого дерева. Сорвали мундир, рванули с шеи цепочку медальона…

– Отдай! – рявкнул Илья.

Анна.

Гошка.

Может, Анна и простит его, когда узнает, что он ушел вслед за сыном.

Рывок вышел такой, что двоих «счастливчиков» разбросало в стороны. Обернулся даже Никон, который брезгливо обтирал сапоги о траву.

– Что там еще?

– Да щас, батька… запляшет! Цацку ему, вишь, жалко! Малахольный…

– Что за цацка?

Как ни крути, чутье у Никона было.

Медальон оказался в его ладони, жалобно пискнула, открываясь, крышечка…

– Оп-па…

Сказал атаман, конечно, не совсем это и в более крепких выражениях, но не стоит придираться. И кто бы ни сказал, увидев под золотыми крышечками две миниатюры?

Мальчишка лет пяти? Это ладно, это понятно. Сын небось…

А вот второе лицо, которое после выхода газет в империи не узнал бы только слепой или слабоумный…

– Императрица? – прищурился Никон.

– Отдай!.. – рявкнул Илья. – Не твое, …, дело!!!

Никон задумался.

– Не мое? Вот как? А что у нас тут написано?

Ламермурского атаман не знал. Увы. Но переводчика нашел.

– Люблю навеки. Твоя Анна В.

Илья бессильно обвис в руках «счастливчиков». Что он мог сделать? Даже не самоубьешься – не дадут!

– Пока не вешать, – распорядился Никон. – В обоз его, спеленать и стеречь. Чтобы не сбег и не сдох. Надо навести справки.

Интересный ведь медальончик. Чужие лица в таких не таскают, а тут – что?

Любимая?

Любящая, что еще интереснее?

Какие отношения вас, генерал Алексеев, связывают с ее императорским величеством Анной? Это надо выяснить. Всенепременно.

Русина, Звенигород

Трактирщик Василий, которого все давно и прочно знали под прозвищем Хомяк, да так, что он и имя свое позабыл, проснулся от странного чувства.

Что-то в окружающем его мире было не так.

Что-то…

А именно – отсветы огня в окне и подозрительный запах дыма.

– КАРАУЛ!!! ГОРИМ, МИРЯНЕ!!!

Хомяк заорал как истинный хомяк. Очень даже они умеют верещать, и лучше их до этого не доводить. И защищать свое они умеют.

На улицу он выскочил уже почти одетый, так, обуться не успел. И прихвативший несколько ведер – воду носить.

Трактир и правда медленно, но верно занимался пламенем.

КТО?!

Впрочем, на этот вопрос Хомяк ответит потом. А сейчас…

Тушить!

Тащите багры, ведра, воду! Тащите лопаты, будем землей закидывать! Он в числе первых помчался к сараю и раздавал всем инвентарь, отлично понимая, что цена лопаты и трактира – несопоставима. Даже если половину не вернут…

Вы знаете, сколько и чего у него в подвалах запрятано? Да там всему Звенигороду хватит! И на лопаты, и на грабли!

Хомяк метался, спасал трактир, и, казалось бы, все было уже неплохо, как…

Чья-то рука зажала ему рот. А потом по внутренностям разлился страшноватый холод, и мужчина провалился в темноту.

Он даже не успел понять, что умирает.

Митя, а именно он был автором переполоха, пожал плечами, глядя на осевшее грузное тело.

– Прости, Хомяк. Я предателям не доверяю, один раз продал, второй еще дешевле возьмешь. Покойся с миром.

И растворился в темноте. Специально поджег до полуночи, чтобы не так темно было. Специально поджигал не сильно – к трактиру «Боевой хомяк» у него претензий не было.

И ждал подходящего момента.

Один удар. Только один, добавки не требуется. Точно и сильно, под лопатку, чтобы и вскрикнуть не успел. И нож в ране оставить – ладно уж. Пожертвуем для хорошего дела.

А как приятно!

Митя удалялся с поля действия, сунув руки в карманы, и небрежно насвистывая нечто революционное. Свою работу он выполнил.

Теперь надо подумать насчет заказа ее величества.

Хотя чего тут думать? Не выдернул бы его жом Тигр, как морковку с грядки, Митя еще тогда бы разобрался с лионессцами. У него уж и часть подготовительной работы была проделана.

Надо только самую чуточку доработать. Митя бы все посольство поднял на воздух, а ее величество очень просила не о мести, а об… как она это выразилась?

Образцово-показательном террористическом акте.

Чтобы пострадали все. И чтобы точно знали, за что именно пострадали.

А вот это требовало времени. Хотя определенные идеи у Мити уже были. Страшноватые такие… С другой стороны – они и заслужили.

Как пожар гражданской войны разжигать в чужой стране, как императора на смерть обрекать, предавать и подличать, так они первые. А как мученическую смерть принимать за все свои выходки, так простите? Мы в сторонке постоим?