Теперь я мог заниматься новыми профессиями – ювелирное дело или же зачаровование доспехов и оружия.

Остаток лета отец заставлял меня заниматься бадминтоном.

Дался ему этот бадминтон! В последнюю неделю августа родаки заставили тащиться с ними Грецию. Будто я там чего не видел?! Ездили уже тысячу раз. В это время ребята без меня прокачивались, опыта набирались, а я торчал, как дурак, на пляже, косил от виндсерфинга, с которым батя ко мне как банный лист пристал. Настала осень, подземелья существенно усложнились, теперь было необходимо не пять, а двадцать пять человек для их прохождения. Убивать монстров стало возможным только придерживаясь определенных стратегий. Группы образуют гильдии. Как-то раз, – кажется, это было, когда выпал первый снег, – я тусовался в городе и увидел человека с легендарными доспехами. Я спросил его, где он их раздобыл. Он ответил, что каждую неделю ходит со своей гильдией в «Черный храм».

– Это же самое сложное подземелье! – воскликнул я. Потом я поинтересовался у него, что нужно, чтобы вступить в гильдию и ходить с ними. Он ответил, что для этого, прежде всего, нужен определенный уровень экипировки – без него просто не войдешь в подземелье. В это время подошли результаты аттестации. Они были неважными. Четыре двойки, остальные тройки. Родаки сильно расстроились. Батя что-то кричал, говорил, что не все в его власти и еще нес какой-то бред о том, что мне вот-вот должно исполниться восемнадцать лет, и я могу прямиком отправиться в армию. Он даже предложил мне не медлить и уже сейчас начать готовиться к ней физически и морально. Слава богу, я был уже готов – у меня уже был накоплен тот необходимый уровень экипировки, без которого не войти в подземелье. Тогда он, человек с легендарными доспехами, мне сказал, что меня возьмут для начала в побочный состав, чтобы проверить насколько хорошо я играю. А батя продолжал вопить, почему я все туплю и туплю, и что скоро я вылечу из института. В побочном составе я сходил в первый рейд. Оказалось, что я совсем даже не туплю – вовремя и грамотно всех лечу. И меня перевели в основной состав. А тут уже все по серьезному стало – чтобы не вылететь из гильдии, каждую неделю нужно определенное количество часов ходить в подземелье вместе со всеми. Каждые два дня собирается рейд в подземелье. Все строго, в шесть часов вечера все должны быть на местах. Заход продолжается около пяти часов – это если повезет, а если нет, если нас поубивали, то все восемь. Но какие доспехи и оружие получаешь с поверженных монстров, я вам скажу! Лучшие в игре! Хорошо, что в институте редко проверки устраивают. По-хорошему на лекции можно совсем не ходить. На них ходить – только время терять. В учебнике и так все прочитаешь потом, перед экзаменом. А семинары… если не подготовился, то тоже лучше не появляться. Зачем преподавателей против себя настраивать? Старшекурсники говорят, что студент только в сессию учится. А так в институте можно совсем не появляться.

Десять дней назад началась сессия. Я что-то не совсем понимаю, но, похоже, меня не допускают до экзаменов. Обалдели они, что ли, там? И все из-за какой-то ерунды. Я так и сказал родакам, что это просто недоразумение. Ну, не сдал я зачеты, что ж теперь из-за этого не допускать человека до экзаменов – это же просто неестественно. Отец, вроде, куда-то ездил, кому-то звонил. Сказал, что у меня остался последний шанс, что если я пересдам завтра хотя бы один зачет – по химии, что ли? – то меня допустят к сессии. Завтра нужно будет сходить пересдать зачет – делов-то! Сегодня предстоит трудная ночь! Но, естественно, я все успею. К тому же химию я более-менее знаю. А в шесть мы начинаем мочить дракона Иллидана! Это огромный эльф, превратившийся в монстра, с кожистыми когтями и рогами. До этого на него ходили десять раз, но ничего так и не вышло. Я уверен, до одиннадцати мы его сегодня замочим, а потом вся ночь впереди – успею все выучить. Я уверен, в этот раз мы выбрали правильную стратегию. И вот решающая битва началась. Он каждые две минуты взлетает и палит огнем. Все разбегаются – не убежишь – прикончит. Когда он опускается на землю – танк должен завести его в угол, чтобы дракон не мог оттуда наших достать. Но он угол разрушает и добирается до остальных. Поэтому каждые тридцать секунд нужно водить его из угла в угол. Остальные участники нашей гильдии сдерживают натиск других монстров, которые пытаются придти на помощь этому дракону. Если они прорвут оборону, то всех убьют. Но черт возьми! Что это? Они прорвали нашу оборону! Они нас всех поубивали. Неужели наша стратегия не верна? Нет, нас так просто не одолеть, мы не сдадимся. И вот наши души снова бегут с кладбища в пещеру, и снова на поле боя выходит мощный танк. Черт! У нас опять ничего сегодня не получилось! Он замочил всех! Придется завтра опять собираться с новыми силами. Слипаются глаза. Ну ничего, завтра мы его точно одолеем! А сейчас – три часа ночи – срочно спать. Завтра с утра пораньше встану, освежу материал по химии. Зачет, кажется, в одиннадцать – будет еще время.

Не понимаю, как я мог перепутать время зачета? Но нельзя же человека из-за того, что он просто перепутал, из института исключать? Ладно, пересдам потом как-нибудь. А сегодня в шесть встречаемся снова мочить Иллидана! Сегодня наша точно возьмет.

Зовут меня Ирина. Фамилия моя Скобликова. Я родилась в 1970 году под Киевом. Сколько я себя помню, все меня считали очень любознательным ребенком.

По правде сказать, взрослые говорили, что я любопытная. Дома у нас всегда было полно гостей. А я очень любила тихонько устроиться рядом со взрослыми, так чтобы меня не было заметно, и подслушивать их серьезные разговоры. А потом, когда что-то мне казалось непонятным, – что вполне естественно, я же была еще маленькая, – я вдруг, к удивлению, взрослых возьму да задам вопрос. Я, конечно, уже тогда понимала, что лучше бы мне промолчать, но уж больно интересно было мне разобраться во взрослых историях, во всех перипетиях их далекой интересной жизни – не могла себя сдержать. Многие из взрослых от неожиданности сердились и говорили, что нехорошо подслушивать чужие разговоры. А отец всегда на это смеялся и шутил: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Мне всегда было это очень обидно слушать. Что, спрашивается, плохого в том, что ребенок много чем интересуется? Почему сразу «любопытная»? Вообще-то я отца всегда очень любила. Я его и сейчас люблю. Только он теперь стал совсем старенький и худенький, мой отец. Ему уже под восемьдесят ведь. А тогда он мне казался великаном. С роскошными черными усами, густыми бровями. На колени посадит меня и давай щекотать, а сам смеется. И от раскатистого смеха его все гости, сидящие за столом, смеяться тоже начинали. И тут уж все забывали, что я взрослый разговор подслушала.

Мама моя была под стать отцу – красавица. Она работала на швейной фабрике учетчицей. А отец там же мастером цеха был. Без малого пятнадцать лет в этой должности проработал. А начинал он чернорабочим. Потом выучился заочно, и по службе его продвинули. Квартира у нас отдельная была. Две комнаты. Сейчас ерундой, конечно, кажется, а раньше… Светлая такая квартира. Мама чистоту и порядок любила. По субботам генеральную уборку всегда делала, а я ей помогала. Радостно мне всегда дома было. Они с папой вместе в той самой квартире до сих пор живут.