Придет и его час, и эта холодная с виду женщина будет спать в его постели, прижимаясь к его обнаженному телу своей мягкой прохладной кожей. От этих мыслей начинала бурлить кровь, как у юнца, и он терзался недостижимостью желаемого.

У дверей подъезда подбросил в руке коробочку конфет, недовольный ее легковесностью. Кружевные квадратики внутри тихо и укоризненно зашуршали. Он пожал плечами, ничего больше не придумав, и стал подниматься по вонючей лестнице, стараясь поскорее миновать нижние этажи. На четвертом поправил пиджак и позвонил.

Наталья открыла дверь не сразу, со страдальческой гримасой отрываясь от маленькой книжки в левой руке. При взгляде на него у нее потемнели глаза, и ему подумалось, что она сейчас недовольно протянет: И когда это кончится? – но она только кивнула и пропустила его в комнату.

– Помешал? – он кивнул на руку, упрямо не выпускающую книжку, и она сухо признала:

– Да.

Он постарался быть галантным и неловко разрешил:

– Да вы читайте, читайте, я вам мешать не буду.

Посмотрев на него, как на помешанного, она изящным движением возложила книгу нараспашку на кипу неглаженного белья, и пригласила его присесть. Села напротив и с немалым интересом стала следить за его мучениями. Подумав: поделом – зачем навязывается! – он начал смешной разговор ни о чем.

Наталья Владимировна с укором смотрела на этого холеного неглупого мужчину, мешающего ей отдохнуть. Неужели он не понимает, что после недели, проведенными с шумливыми детьми, ей хочется одного – покоя. Но тут же укорила себя в непоследовательности, – можно было просто не брать трубку, ведь прекрасно видела, чей телефон высветился на дисплее определителя. Но она обещала ему отвечать на звонки, а обманывать нехорошо.

Она сердито посмотрела на Николая, абстрактно рассуждающего о прогнозах погоды, вредных синоптиках, съемках из околоземного пространства, и вздохнула. Он, как никто, заставлял ее почувствовать себя настоящей женщиной – непоследовательной и нелогичной. А она столько лет пыталась превратить себя в подобие умной, здраво мыслящей машины.

Ей стало немного жаль себя. Ну, чего к ней привязались эти мужики? Сидели бы себе дома, футбол бы смотрели или еще чего, и не мешали ей жить так, как хочется. Вот и вчера к ней заявился нежданный посетитель – Евгений Георгиевич. Она бы не открыла, если бы сообразила, что за дверью чужой. Но она зачиталась, уж больно интересная попалась книга, и повернула замок чисто машинально.

Евгений вел себя точно так же, как в прошлый раз – то есть считал, что он подарок на блюдечке. Для сотни других женщин это так и было, но не для нее. Ей в принципе не нужны были мужчины. Он что-то говорил о любви, привязанности, как им будет хорошо, когда они будут вместе, но в его словах ей слышалось другое – как мне будет хорошо, если она вдруг предаст все свои принципы и останется с ним.

Как вытянулось у него лицо, когда она холодно сообщила ему, что не собирается становиться причиной несчастья другой женщины! Он попытался опровергнуть ее слова, но ничего не смог придумать, поскольку это была правда. Нелицеприятная, некрасивая, ничем не исправляемая. В конце концов до него дошло, что менять свое решение она не собирается, и он ушел, раздосадованный и сердитый. Не несчастный, это она чувствовала, а именно раздосадованный и сердитый.

Вполне возможно, он и чувствовал к ней нечто непонятное, но больше всего его заела рутина своей собственной семейной жизни. Объелся жирного семейного счастья. Если бы Лариса почаще напоминала ему о том, что она не прислуга, а такой же человек, как и он, или порой возникала хотя бы призрачная конкуренция, Евгений и не думал бы о побеге из теплого гнездышка, свитого домовитой женушкой. Хотя, если быть до конца честной с собой, ей было лестно, что она одержала победу там, где промахнулась Лариса – уж слишком та была уверена в своем превосходстве.

Наталья оторвалась от своих мыслей при внезапно наступившем молчании, и посмотрела на сдержанное лицо сидящего перед ней мужчины. Он ей нравился, было в нем ненавязчивое чувство юмора и так импонировавшее ей умение посмеяться над собой. Она тоже порой высмеивала себя, свои привычки и слабости. Когда умеешь смеяться над собой, становишься недоступен для чужих насмешек.

Николай укоризненно улыбнулся, дав ей понять, что заметил ее невнимательность и заговорил о давно ожидаемом дожде.

– Слишком душно на улице, даже воробьи куда-то попрятались.

Не слушая его пустую болтовню, она смотрела на его крупные руки, расслабленно лежащие на коленях. Когда он обнял ее тогда этими самыми руками, она не почувствовала всегдашнего страха. Впрочем, возбуждения, о котором читала в романах, не было тоже.

Было прохладное любопытство – а что же дальше? Но на этом всё и кончилось. Экспериментировать она не желала, боясь снова пробудить в себе страх и кошмары, из-за которых так долго не могла спать нормально, и которые оставили ее лишь несколько лет назад.

Гость поговорил о погоде, перешел на заводские дела и проговорился об упавшей крыше. Это событие волновало умы учительниц уже больше двух недель. Слухи, как известно, не остановишь. Она невольно заинтересовалась:

– А что же конкретно произошло?

Воодушевленный ее нежданным интересом, он с пафосом стал рассказывать о технических сторонах дела, о предельных нагрузках, превышенных сроках эксплуатации, изношенности и амортизации, и прочих, совершенно неинтересных, вещах.

Она внезапно вспомнила, что ничего не знает о его работе, и осведомилась:

– Извините, Николай Иванович, а кем вы работаете? Я знаю, что вместе с Евгением Георгиевичем, но кем?

Он отдал дань ее деликатности, ведь обычно вопрос звучал: – «У Евгения Георгиевича». Просто ответил:

– Я его зам. По производству.

Она что-то прикинула, с нескрываемой оценкой поглядывая на него синими глазами. Он напрягся, ожидая очередной просьбы на благо общества. И не ошибся. Чуть помявшись, она вкрадчиво попросила:

– Не хорошо, конечно, Николай Иванович, использовать знакомства в личных целях, но не могли бы вы мне помочь?

Он тихо вздохнул, ожидая чего-нибудь вроде капитального ремонта школы, и, услышав пустяковую просьбу о выделении заводского автобуса для поездки ее класса в зоопарк, радостно согласился. Смущенная тем, что всё так легко получилось, Наталья Владимировна по инерции продолжала упрашивать:

– У меня в классе много детей из неполных семей, матерям очень тяжело в одиночку тянуть детей…

Тут же обо все догадавшись, гость с сочувствием посмотрел на хозяйку. Видимо, она проецировала жизнь этих матерей на свою тяжелую молодость, и пыталась помогать им, чем могла.

В благодарность за помощь Наталья позвала его пить чай, чего никогда не делала прежде. Николай с удовольствием согласился, устраиваясь за бедноватый стол, единственным украшением которого была принесенная им коробка конфет. Она виновато сказала, невольно сравнив свое убогое застолье с пиршествами Ларисы Львовны: