Он перевел дыхание.

– Ты дашь мне необходимую информацию, и я найму тебя для поездки в Брегон, – он протянул руку и бросил второй мешочек с монетами на середину стола. Тот приземлился со значительно более тяжелым стуком.

Дая облизнула губы.

– Я думаю, мы скоро станем отличными друзьями, – сказала она, а затем понизила голос. – Ходят слухи, что Аларик Керлан выступил посредником в новой торговой сделке – схема контрабанды в Брегон. – Она бросила на него многозначительный взгляд. – Торговля аффинитами.

Рамсон задумался. Олюша сказала, что новые планы Керлана как-то связаны с новым развитием событий, касающихся аффинитов. Это, безусловно, подходило под описание.

– Я наблюдала за портами, – продолжила Дая, – и видела, как ночью корабли без опознавательных знаков выходили в море. Могу подтвердить, что видела, как люди садились на эти корабли после наступления темноты… И могу подтвердить, что последний из них отплыл несколько дней назад с Керланом на борту. Если хочешь поймать его, нам нужно действовать быстро.

Рамсон колебался. Зачем Керлану начинать схему незаконной торговли аффинитами в Брегоне? Что еще более важно, кто с брегонской стороны может быть покупателем в такой сделке? Военное королевство, в котором он родился, не особо заботилось о магенах, своих аффинитах.

У него было ощущение, что заговор зашел далеко, но на данный момент было ясно одно. Если он хотел найти своего бывшего хозяина, ответы лежали в Брегоне.

В груди Рамсона поселилась тяжесть. Из складок рубашки он вытащил кусок пергамента, разгладил его на теплом дереве стола между ними. Если он уедет сейчас, они, возможно, никогда больше не встретятся.

Но он не мог позволить себе ждать вечно.

Он постучал пальцами по картине.

– Есть идеи, что это такое?

Дая приподняла темную бровь.

– Ты должен осторожнее выбирать, кому ты это показываешь. Говорят, что изгнанную принцессу заметили на имперской инквизиции в Ново-Минске.

Рамсон крепче сжал пергамент.

– Ты знаешь, кто это сделал и где я могу его найти?

– Нет. До меня доходили только слухи о том, что люди объединяются под ее именем. С новой императрицей наступили тяжелые времена. Ты слышал, что она преследует не-аффинитов. Я сбежала с севера как раз вовремя, благослови меня Амара. – Она вздрогнула. – Неплохое время, чтобы убраться из Империи, начальник порта.

Рамсон посмотрел на море. Он подумал о картине Шамиры, с золотом, водой и красной полосой посреди всего этого. Он думал, что это знак для него, что он снова найдет Ану в порту Голдвотер, что каким-то чудом или по иронии судьбы их пути продолжат переплетаться.

Он поднял плакат с изображением Алой тигрицы. Под солнцем и золотистой дымкой волн изображение ее алого плаща на плакате выделялось ярко-красной полосой на фоне пейзажа – почти идеальное исполнение картины Шамиры.

Возможно, знаки все-таки предназначались для гадалок и дураков.

Рамсон моргнул. И снова моргнул.

Там, очерченная на фоне теплого утреннего света солнца, быстро приближалась тень. Слишком большая, чтобы быть чайкой.

Он встал, его ботинки глухо стучали по палубе Черной баржи, пока он не достиг деревянного причала. Испуганный смех вырвался у него, когда он поднял руку.

Снежный ястреб приземлился ему на плечо, когти впились в толстую кожу его пальто. Ястреб смотрел на него умными золотистыми глазами, ветер трепал его белоснежные перья.

– Будь прокляты боги, – тихо сказал Рамсон, а затем его взгляд остановился на предмете в клюве птицы. Прядь черных волос блестела, как шелк, в лучах утреннего солнца, и весь мир, казалось, изменился.

Линн.

Более луны назад, когда она исчезла после битвы во дворце Сальскова, Рамсон послал снежного ястреба по ее запаху, чтобы выследить. Он думал, что это дело безнадежно.

До сих пор.

– Это… птица?

Рамсон обернулся. Дая уставилась на него, ее взгляд метнулся к его снежному ястребу.

Внезапно показалось, что разрозненные нити сошлись воедино. Снежный ястреб, принесший ему новости о Линн. Плакат с изображением Алой тигрицы.

И он искал лишь один знак.

– Это не просто птица, – ответил Рамсон и, сделав несколько легких шагов, вернулся к их кабинке. Он схватил плакат, взял со стола мешочек с монетами и бросил ей. – Подожди меня здесь. Считай это авансом.

Он мог бы посмеяться над ее растерянным выражением лица.

– Подожди! Эй! Эй! – крикнула она, когда он пронесся мимо нее. – Мне подготовить корабль?

Но Рамсон уже спрыгнул на причал и бежал по улицам порта Голдвотер, его снежный ястреб парил в воздухе над ним, его шаги звучали уверенно, как он не чувствовал себя долгое время.

Ана ехала всю ночь с Юрием и его спутницей, девушкой из Красных плащей, которая следила за передвижениями Аны по горам с помощью своей силы родства со снегом.

– Следуй за мной, – все, что сказал ей Юрий, прежде чем отвернуться и сесть на своего валькрифа. Это было тихое путешествие, каждый из них был плотно закутан в меха, сосредоточен на поступи своего коня.

Солнце только что выглянуло из-за белых волн, когда они прибыли в порт Голдвотер, и город начал просыпаться. Скрип колес повозок смешивался с криками чаек над головой. Тут и там виднелся красочный брезент утренних рынков, поднимался зов продавцов, торгующих рыбой, морепродуктами и тканями радужных оттенков.

Ане показалось, что она попала в другой мир. Один из самых южных городов Кирилии, порт Голдвотер, граничил с горами Дживеха, которые отделяли Северную империю от южного королевства Нандьян. Давным-давно кочевые племена, которые бродили по горам Дживеха и пустыне Арамаби, обосновались в Южной Кирилии, построив свои собственные города и соединив культуры двух земель, превратили их во что-то одновременно знакомое и новое.

«Включая мою мать», – поняла Ана. Она никогда не видела так много людей с маминым цветом лица – яркой желтовато-коричневой кожей и темно-каштановыми волосами. Мама родилась здесь, но выросла на севере, в Сальскове, столице Кирилии, где климат и люди были холоднее, а здания казались бледными, с каплями цвета на красных крышах и позолоченных куполах.

Южная Кирилия была теплее и ярче, блестя десятками цветов домов: солнечно-желтые купола, усеянные зелеными кругами, и небесно-голубые башенки с позолоченными краями, и маково-красные веретена на крышах, которые закручивались в чередующиеся узоры темно-фиолетового, королевского синего и лимонно-зеленого. Это заставило Ану вспомнить о ярких одеялах и диванах Шамиры, парчовых занавесках, которые она использовала в качестве разделителей комнат, и обо всем в ее доме, что та привезла с собой в северную империю как напоминание о своем доме.