Баранов, тупо уставившись в телевизор, несколько минут сидел не шелохнувшись.

— До новых встреч, мать вашу, — выкрикнул наконец-то он и подскочил с места, как капля масла с раскаленной сковороды.

Метался из угла в угол, продолжая изрыгать одно ругательство за другим и проклятие за проклятием. Язык не поворачивается повторить хотя бы одно из них.

— Ты ведь утверждала, что ему можно доверять! — накинулся Сергей на меня с обвинениями, но я возмутилась и дала отпор:

— Совсем заговорился, Баранов. Этого я не могла обещать. Я попыталась тебе просто помочь. Я так же, как и ты, видела этого человека и разговаривала с ним впервые, тоже ведь рисковала нарваться на неприятности? Давать заверения без должной уверенности не в моем стиле. Так что остынь, присядь и успокойся.

Он послушно опустился в кресло и ехидно заметил:

— Что же прикажешь мне делать теперь, мой верный телохранитель?

— Вот так всегда, — с досадой проговорила я. — Делаешь людям добро, а они потом, в знак признательности, еще и кидаются на тебя с кулаками.

Затем, обращаясь скорее к самой себе, чем к Баранову, с вымученной улыбкой заметила:

— Устала я от тебя, Баранов. Сколько можно, Сергей? Ты что, разве забыл о нашей завтрашней встрече с Котовым? Разберемся на месте, — отобрала у него пульт, с которым он носился по квартире, выключила телевизор, а потом добавила: — Самое смешное то, что мы не знаем, кого он представляет на самом деле. Он, может быть, даже заодно с ними, а может, и нет. Ведь детали этого дела могут заведомо умалчиваться в интересах следствия. Такой вариант ты можешь предположить?

— Только не надо меня грузить, Охотникова, — оборвал Сергей.

Хотел сказать еще что-то обидное, но смолчал, лишь заметил:

— У нас есть видеозапись с откровениями этого, как там его фамилия?.. Запамятовал что-то.

— Мезенцев, — подсказала я.

— Вот-вот, он самый, Мезенцев. На этой пленке капитан поет как соловей.

— Единственный наш стоящий свидетель — это Науменко. Надеюсь, он надежно спрятан?

— Надежней некуда, — успокоил меня Сергей. — Старик свое слово держит. Пока.

— Какая ранящая слух оговорка!

— Что же мне прикажешь делать? Может быть, покончить с собой?

Сергей пытался себя сдерживать, но у него плохо получалось.

— Не знаю даже, что тебе посоветовать. Если вешаться, так это неэстетично, стреляться — негигиенично, а вот отравиться практичнее всего. — Я решила не обострять обстановку и вовремя остановилась. — Извини, плохая шутка.

Я думала, что сейчас-то Баранов выйдет из себя, но ничего страшного не произошло. Сергей устало повалился на диван, отвернулся к стенке, уткнувшись носом в подушку.

— Оставь меня, пожалуйста. Вдруг удастся уснуть. Нереально, конечно, в такой обстановке, но маленькая надежда есть.

Я вспомнила, что не спали мы по крайней мере двое суток, но сама не испытывала усталости. Только чувство пустоты и какой-то скрытой злобы, на кого, сама не понимаю, подтачивало изнутри, словно туча термитов съедала заживо старый деревянный дом.

Стараясь не шуметь, вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Настенные часы в коридоре, напоминающие корабельный штурвал, в тишине продолжали гулко отсчитывать секунды, минуты и часы, передвигая стрелки по циферблату. В такой момент абсолютного затишья, как никогда явственно ощущаешь поток времени, как одно целое с пространством. Капля бесконечности срывается вниз, хотя понятия «верх» или «низ» теряют всякий смысл, и, неподвластная вселенскому тяготению, разрастается буквально на глазах во что-то необъятное. На одной чаше весов — человеческие мелочи, а на другой груда веков. Мелочи перевесят, хотим мы того или нет. Тут я резко обрываю ход своих мыслей. Что это ты вдруг, Женечка, расфилософствовалась, залезла в такие дебри, что и не выбраться? Пойди-ка лучше на кухню да выпей чего-нибудь покрепче, например, кофе. Хотя, честно признаюсь, я видеть его уже не могу…

Без предупреждения, без стука Баранов, словно смерч, сметая все на своем пути, ворвался в кабинет Котова. Обошел огромный рабочий стол, во главе которого сидел генерал, и приблизился к нему буквально вплотную.

Тот изучал какие-то документы. Не спеша отвлекся от своего занятия, поднял глаза и взглянул на Сергея. Затем протянул руку, хотел поздороваться, но Баранов не ответил на приветствие, только с ненавистью и вызовом поглядывал на него.

— Добрый день, Сергей Александрович.

В ответ лишь молчание, обстановка с каждой секундой все больше накалялась. Генерал, будто испытывая неловкость, удивленно произнес:

— Я, всеми уважаемый человек, протягиваю вам первым руку, а вы, отбросив в сторону элементарные нормы поведения в чужом доме, стараетесь меня обидеть. Хотя бы из уважения к моим сединам могли вести себя поприветливее. — Прервавшись, генерал тяжело вздохнул и добавил: — Но я не обижаюсь на запальчивую молодость, сам когда-то был таким же…

— Если я уверяю кого-то в своей поддержке, то даю твердое, железное слово. И всегда его сдержу, что бы ни случилось, — начал Сергей. Он, почти не мигая, уставился Котову прямо в глаза. — Вы же, по-моему, позабыли данное вами слово, а ведь давали его совсем недавно… Если уж федералы не держат обещание, так чего же ждать от остальных, — разочарованно и с печалью в голосе закончил Баранов.

Котов поднялся со своего рабочего места и вежливым жестом руки пригласил меня и Сергея присесть. Я вошла в кабинет вслед за Барановым безмолвной тенью и также молча выслушала его обвинения.

— Ах, вот вы о чем, — понял наконец причину такого поведения Сергея Котов. — Сначала присядьте и успокойтесь. Ну, пожалуй, начнем обо всем по порядку. Во-первых, я никак не мог обещать вам мгновенного, немедленного результата. Мы ведь тоже люди, согласитесь? — Генерал вопросительно посмотрел на оппонента, но тот так и не проронил ни слова. И Котову пришлось продолжить свои объяснения, но на этот раз голос его прозвучал твердо и как-то даже резко:

— Во-вторых, уважаемый Сергей Александрович. Я не дам вам порочить честь мундира и не дам своих коллег в обиду. Вы не имеете права раскидываться такими обвинениями без должных на то доказательств. Надеюсь, вам все ясно?

— Нет, неясно, — позволил себе дерзость Баранов.

— Сергей, только не устраивай здесь детский сад, — попробовала я остудить его пыл и немного поубавить решимости, как всегда, идти лбом на кирпичную стену.

Пытаясь докопаться до истины, я обратилась к Котову:

— Нам все понятно, Александр Анатольевич, но все-таки мы ждем вразумительных и четких объяснений причин вашего, конечно, бездействия.

— Женя, у вас мужской склад ума. Я могу только поаплодировать вашему хладнокровию и сдержанности, а также сказать «браво».