Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы видим всё в зеркале. Сейчас ты мельком заглянула в зазеркалье. Я не могу начистить всё зеркало. Тогда ты, возможно, увидела бы больше, но в этом случае ты перестала бы видеть себя.
Она изумлённо уставилась на собеседника и заметила:
— Это очень глубокая мысль.
Он кивнул:
— И глубже этого в плоть и кровь проникнуть нельзя. Потому что плоть и кровь — это грунтовые воды. Я всё время вижу песок и камни на дне.
— Это правда?
Он кивнул:
— Плоть и кровь — это не что иное, как земля и вода. Но потом Бог вдохнул в вас частицу своего духа. Поэтому внутри вас есть нечто божественное.
Сесилия в отчаянии развела руками:
— Не знаю, что и сказать.
— Ты могла бы себя поздравить…
— Но мой день рождения не сегодня!
Ангел покачал головой:
— Ты можешь поздравить себя с тем, что ты — человек, которому дано совершить удивительное путешествие во Вселенной вокруг раскалённого Солнца. Здесь ты познала маленькую частицу вечности. Ты заглянула в космос, Сесилия! Таким образом ты оторвала взгляд от бумаги, на которой ты нарисована. Так ты увидела своё собственное величие в громадном небесном зеркале.
Ариэль говорил настолько торжественно, что Сесилия по-настоящему испугалась. Она сказала:
— Я думаю, тебе больше ничего не надо говорить. Боюсь, мне больше не выдержать.
— Только одно! Самое последнее! — Он посмотрел на неё глазами, более чистыми и глубокими, чем Эгейское море: — Все звёзды когда-нибудь падают. Но звезда — это всего лишь маленькая искорка костра, горящего в небе…
В следующее мгновение он исчез. А Сесилия, должно быть, снова заснула. Когда она проснулась, перед её кроватью сидели мама, папа и бабушка.
— Вы все здесь?
Все трое кивнули. Мама смочила её губы влажной тряпочкой.
— А где Лассе?
— Он гуляет с дедушкой. Они катаются на коньках.
— Я хочу поговорить с бабушкой.
— Нам с папой уйти?
Сесилия кивнула.
Родители выскользнули из комнаты. Бабушка взяла внучку за руки.
— Помнишь, ты рассказывала мне об Одине? — спросила Сесилия.
— Конечно помню.
— У него на плечах сидело всего два ворона, по одному на каждом плече. Каждое утро они улетали в мир, чтобы посмотреть как там дела. Потом вороны возвращались домой к Одину и рассказывали ему обо всём, что видели…
— Теперь ты рассказываешь мне, — сказала бабушка.
Сесилия замолчала, и бабушка продолжила:
— Но можно сказать, что это сам Один скитался по миру. Несмотря на то что он спокойно сидел на своём троне, он мог летать по миру на крыльях воронов. К тому же у воронов очень хорошее зрение…
Сесилия остановила её:
— Вот что я собиралась сказать…
— Что же?
— Мне хотелось бы иметь двух таких воронов. Или по крайней мере, быть одним из них.
Бабушка крепче сжала её руки.
— Давай не будем говорить сейчас о таких вещах.
— А ещё я начала забывать всё, что ты мне рассказывала, — сказала Сесилия.
— Мне кажется, ты всё прекрасно помнишь.
— Ты говорила, что мы печалимся, когда видим что-нибудь красивое? Или ты говорила, что мы становимся красивыми, когда видим что-нибудь печальное?
На это бабушка ничего не ответила, она просто держала Сесилию за запястья и смотрела ей в глаза.
— Под моей кроватью лежит дневник, — сказала Сесилия. — Можешь его достать?
Бабушка отпустила одну её руку и достала китайский дневник. Она нашла и чёрный фломастер.
— Ты можешь записать кое-что для меня? — спросила Сесилия.
Бабушка отпустила её вторую руку, и Сесилия начала диктовать:
— «Мы видим всё сквозь тусклое зеркало, гадательно. Иногда мы можем заглянуть по другую сторону зеркала и увидеть чуть-чуть из того, что там находится. Если бы мы начистили зеркало, мы смогли бы увидеть намного больше. Но тогда мы перестали бы видеть самих себя…»
Бабушка подняла глаза от дневника.
— Разве это не глубокая мысль? — спросила Сесилия.
Бабушка кивнула, и по щекам у неё побежали слёзы.
— Ты плачешь? — спросила Сесилия.
— Да, я плачу, дитя моё.
— Потому что это было очень красиво или потому что это было очень грустно?
— И то и другое.
— Запиши ещё.
— Продолжай…
— «Если бы я собиралась нарисовать что-нибудь и знала бы, что то, что это оживёт, когда я закончу рисунок, я бы вообще не решилась рисовать. Я бы никогда не осмелилась подарить жизнь чему-нибудь, что не может защитить себя от шустрых цветных карандашей…»
В спальне воцарилась полная тишина. Во всём доме тоже стало совсем тихо.
— Ну как? — спросила Сесилия.
— Хорошо…
— Можешь записать ещё?
Бабушка снова заплакала. Потом кивнула, и Сесилия снова принялась диктовать:
— «И мироздание, и космос — это такие большие загадки, что их не постичь ни людям на Земле, ни ангелам на небесах. Но во Вселенной что-то не так. Что-то не то произошло со всем огромным рисунком». — Она подняла глаза: — Теперь осталось записать совсем немного.
Бабушка снова кивнула, и Сесилия продиктовала:
— «Все звёзды когда-нибудь падают. Но звезда — это всего лишь маленькая искорка костра, горящего в небе».
Однажды днём Сесилия проснулась от доносившегося с улицы крика чёрного дрозда. Рядом с её кроватью сидела мама.
— А почему окно открыто? — спросила Сесилия.
— На улице так хорошо и тепло, погода почти весенняя.
— Снег растаял?
— Пока нет.
— И на реке есть лёд?
Мама кивнула:
— Но он уже совсем не прочный.
Сесилия подумала об Ариэле. В последний раз, когда он был у неё, он выглядел очень торжественно. Неужели это от того, что он разболтал ей самые сокровенные тайны о небесном мире?
Сейчас рядом с ней постоянно кто-нибудь сидел. В один из вечеров Сесилия попросила оставить её на ночь одну. В тот момент и мама, и папа сидели у её кровати.
— Один из нас всё время будет с тобой, — заверил папа.
— Зачем?
Не дождавшись ответа, она сказала:
— Если что-нибудь случится, я могу позвонить в колокольчик.