– Дела, Эрак, пошли из рук вон, – сказал он. Они обсуждали злосчастный поход на Аралуин. – Нам не следует ввязываться в долгие войны. Это не наше дело. Мы созданы для быстрых набегов: приплыл, схватил, что под руку попалось, и с приливной волной уплыл обратно. Вот как мы обычно поступаем. Так испокон веку повелось.

Эрак кивнул. Когда Рагнак снарядил его в этот поход, он подумал то же самое. Но верховный ярл был тогда не настроен прислушиваться к советам.

– Однако Моргарат заплатил нам вперед, – продолжал хильфманн.

Брови Эрака поползли вверх.

– Разве?

Он впервые об этом слышал. Он-то думал, что они с командой сражались лишь за ту добычу, что попадет к ним в руки, и в этом смысле экспедиция закончилась полным провалом.

Однако собеседник его утвердительно кивнул:

– О да. Уж Рагнак-то монету считать умеет. Он потребовал у Моргарата оплаты за ваши услуги, твои и всех твоих людей. Вам выплатят то, что причитается.

«Ну что ж, – подумал Эрак, – хоть какой-то толк от последних нескольких месяцев». Но Борса все еще сокрушался по поводу аралуинской кампании:

– Ты знаешь, в чем наша главная слабость? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – У нас нет своих генералов, нет своих тактиков и стратегов. Скандианцы сражаются каждый за себя. И в этом нам нет равных в целом свете. Но когда нас нанимают на службу, нам приходится полагаться на дурачье вроде Моргарата, потому что у нас нет никого, кто мог бы составить план сражения.

Эрак кивнул, соглашаясь:

– Когда мы были в Аралуине, я сказал, что стратегии Моргарата слишком уж мудреные, слишком запутанные.

Борса ткнул в него толстым указательным пальцем.

– И ты прав! Нам бы не помешали люди вроде аралуинских рейнджеров.

Эрак поразился его горячности:

– Ты не шутишь? Зачем они нам?

– Ну, не совсем они. Люди вроде них. Люди, обученные военной тактике, умеющие видеть картину боя целиком и использовать войска наилучшим образом.

Эрак не мог не признать, что в чем-то Борса был прав. Но слова о рейнджерах заставили его вспомнить об Уилле и Ивэнлин. Теперь, как ему казалось, он нашел выход из затруднительного положения.

– Вам не нужна пара новых рабов для работы в Парадном зале? – спросил он небрежно.

Борса тут же закивал:

– Всегда нужны! А что, у тебя кто-то есть на примете?

– Мальчишка и девчонка. – Эрак счел за лучшее не упоминать о том, что Уилл был учеником рейнджера. – Оба сильные, здоровые и умные. Мы поймали их на границе с Кельтикой. Я собирался продать их, чтобы расплатиться со своими людьми за всю эту заваруху. Но раз ты говоришь, что нам и так заплатят, я с радостью уступлю их тебе.

Борса благодарно кивнул:

– Работа для них точно найдется. Пришли завтра обоих.

– По рукам! – радостно воскликнул Эрак, хоть с одним делом разобрался. – Так, а где мой кубок для эля?

Пока Эрак решал их судьбу, Уилл и Ивэнлин сидели взаперти в хижине на берегу, рядом с местом, где был пришвартован «Волчий ветер». На следующее утро их разбудил скандианец, один из прислужников Борсы, и отвел в Парадный зал. Там молодых людей придирчиво осмотрел хильфманн. Девчонка довольно привлекательна, подумал он, но не похоже, чтобы ей раньше приходилось заниматься тяжелым трудом. Юноша, с другой стороны, силен и подтянут, хотя и ростом не вышел.

– Девочка отправляется в обеденный зал и на кухню, – объявил он помощнику. – А мальчишку отведите на двор.

Спустя час после заката Холт с Хорасом вышли из своей комнаты и спустились в общий зал, чтобы поесть.

Жена трактирщика готовила огромный чан ароматного тушеного мяса. Кушанье томилось над необъятным очагом, занимавшим весь угол зала. Вскоре служанка внесла большие деревянные миски с дымящейся едой, а также батоны странной формы, такие, каких Хорс прежде не видел. Они были очень длинные и узкие, больше похожие на толстые ветви, чем на хлеб. У них была хрустящая корочка и восхитительно воздушная сердцевина. И, как обнаружил юноша, этот хлеб идеально подходил, чтобы подбирать восхитительную подливку.

Холт согласился принять большой кубок красного, а Хорас решил ограничиться водой. Насладившись огромными порциями вкуснейшего ягодного пирога, они сидели за чашкой отменного кофе.

Хорас щедро зачерпнул ложкой меда и положил его в свою чашку. Холт неодобрительно нахмурился.

– Только вкус испортит, – пробормотал он себе под нос.

Хорас лишь ухмыльнулся. Он уже начал привыкать к деланой суровости своего спутника.

– Привычка. Подхватил ее от вашего любимого ученика, – сказал юноша рейнджеру, и на мгновение оба замолчали, думая об Уилле. Интересно, что случилось с ним и Ивэнлин, живы ли они, все ли у них хорошо?

Спутники сидели в углу зала, в самой тени, спиной к стене – так Холту было удобнее наблюдать за происходящим.

Пока они ели, помещение постепенно заполнилось горожанами, которые заглянули поесть или насладиться парой бокалов вина или стаканом-другим пива перед тем, как разойтись по домам. Один из пришедших достал из сумки набор свирелей, а другой настраивал струнный инструмент, по форме напоминавший тыкву. Рейнджер, заметив этих людей, расположившихся у камина, кивком указал на них Хорасу.

– Похоже, скоро начнется веселье, – проговорил тот.

Все начали подвигать стулья к камину и требовать еще выпивки.

Зазвучала печальная мелодия – это один из музыкантов заиграл на свирели. Вскоре к ней присоединился и струнный инструмент. Музыка заполнила весь зал. Она проникала прямо в сердца слушателей, заставляя их вспомнить о давно потерянных друзьях и временах, что канули в небытие.

Холт внезапно расчувствовался, припомнив долгие летние дни в лесах близ замка Редмонт и невысокого подвижного юношу, который задавал бесчисленные вопросы и делал жизнь старого рейнджера интересной. Холту вспомнилось лицо Уилла: искристые карие глаза, исполненные неугасимого веселья, волосы, взлохмаченные капюшоном плаща. Как усердно ученик заботился о Тягае, как был горд, когда узнал, что у него будет свой конь, пусть и не боевой.

Холт ощущал, как годы проходят, делая его все старше – борода его уже давно начала седеть, – но с появлением Уилла в дом рейнджера ворвались молодость и радость. Много трудных дорог пришлось пройти рейнджеру, и на склоне лет дружба с учеником стала для него отрадой.

Вспомнил он и рассказ Хораса о том, как Уилл решил последовать за вражеским войском в Кельтику и как этот совсем еще мальчик в одиночку противостоял варгальским и скандийским воинам, пока Ивэнлин проверяла, загорелся ли мост. У этого юноши был не только неукротимый дух. В его душе жили отвага, находчивость и верность. Из юноши получился бы превосходный рейнджер, решил Холт – и вдруг понял, что думает о Уилле так, словно этой возможности никогда уже не суждено осуществиться. Глаза его увлажнились, и он беспокойно заерзал. Холт давно привык скрывать свои чувства. Но потом он решил, что Уилл уж точно стоит скупых слез старого вояки вроде него, и не стал вытирать глаза.