– Есть курево. Ломовое курево. Не пожалеешь.

У западной границы парка я посмотрел на Двенадцатую авеню и заметил, как сгустился транспортный поток. Рабочий день заканчивался, и люди уже ехали в сторону моста, направляясь в спальные районы северных пригородов. По другую сторону от оживленной магистрали располагались пирсы на Гудзоне. Я вообразил себе, как Джордж Садецки в своем ветхом армейском кителе стоит у обочины и выбирает момент, чтобы перебежать через дорогу, а потом бросить пистолет в реку с одного из пирсов. Но потом сообразил, что этой проблемы у него возникнуть не могло. В ночные часы движение почти не мешало бы спокойно перейти авеню.

Я повернулся в другую сторону, чтобы понаблюдать за парой мужчин примерно моего возраста, игравших один на один в гандбол на специальной площадке. Они свалили в кучу свои куртки и спортивные брюки за линией поля и остались в трусах, кроссовках и махровых повязках на головах, причем кидали мяч с такой силой, словно хотели пробить им стену, совершенно поглощенные игрой, как это случается с не очень уже молодыми людьми. Несколько лет назад мы с Джен Кин наблюдали за похожей игрой в дворовый баскетбол, причем она нарочито громко втянула носом воздух и сказала: «Тестостерон! Чувствуешь, как здесь тянет тестостероном?»

«Достань мне пистолет», – попросила она. Я представил, как она держит его в руке, как нюхает промасленную сталь. Воображение нарисовало мне выстрел, и я услышал сквозь грохот ее бестелесный голос: «Кордит[18]! Чувствуешь, как здесь тянет кордитом?»

Я вышел из парка с северо-западного угла, мне сразу попался телефон-автомат на пересечении Двенадцатой авеню и Пятьдесят четвертой улицы. Я снял трубку и вслушался в гудок для набора, но приберег свой четвертак, потому что кто-то сорвал табличку с номером автомата. Позвонить с него ты мог, но никто бы не сумел перезвонить на него тебе.

У другого автомата на углу Пятьдесят четвертой улицы и Одиннадцатой авеню номер был цел, но он упорно не хотел принимать мой четвертак. Я перепробовал четыре разных монеты, и в каждой он находил какой-то неведомый дефект, сбрасывая их в возврат. Я забрал свои деньги и прошел еще квартал к северу. Кончилось тем, что я воспользовался тем же телефоном, с которого Глен Хольцман сделал последний звонок в своей жизни. У него имелся номер, гудок работал, и он не отверг мою монету. Если только никто не собирался застрелить меня, все было в полном порядке.

Я набрал номер, и как только ответили, ввел номер автомата, с которого звонил. Потом дал отбой, но продолжал держать трубку у уха, одновременно нажимая на крючок другой рукой. Со стороны могло показаться, что я пользуюсь телефоном, хотя я всего лишь ожидал ответного звонка.

И долго ждать не пришлось. Я отпустил крючок и услышал голос:

– Кто там беспокоит Ти-Джея? Кому он понадобился?

– Полиции трех континентов, – сказал я. – Не считая многих других.

– Эй, привет, старина! Боже, неужели это сам Мэтт? Тебе что-то понадобилось от Ти-Джея?

– Возможно, – ответил я. – Ты свободен сегодня?

– Нет, но готов послать все к черту. Что там у тебя?

– Я стою в квартале от парка Де Витта Клинтона, – сказал я. – Не уверен, что тебе знакомо это место.

– Разумеется, знакомо. Ты ведь говоришь о парке, а не об одноименной школе? Давай встретимся там у статуи капитана.

– Ты имеешь в виду, у статуи солдата?

– Я знаю, что он солдат, но поскольку имя мне не известно, окрестил его капитаном Фландерсом.

– Кажется, ты повысил его в звании, – заметил я. – На нем форма призывника-рядового.

– Неужели? Но он белый, а я посчитал, что тогда все белые носили офицерские чины. Встретимся там через двадцать минут?

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Так что же ты звонишь, белая мышь? Как я понял…

– Просто считаю, что нам не надо встречаться в парке, вот и все. – Я огляделся в поисках ориентира для места встречи, но не увидел ничего подходящего.

– На углу Десятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы, – сказал я. – Там есть кофейня. Заведение Армстронга на одной стороне, жилой высотный дом – на другой по диагонали, а в противоположном углу греческое кафе.

– Я насчитал всего три угла, – сказал он. – Что там на четвертом?

– Так сразу и не скажу. Да и не все ли равно?

– Мне тоже по барабану, но ты успел назвать мне два других ориентира, которые не имеют отношения к делу. Если хочешь встретиться со мной в кофейне, нужно просто сказать, где найти кофейню. Думаю, что не заблудился бы. Не нужно лишних подробностей.

– Так через двадцать минут?

– Через двадцать минут.

Я побрел туда не слишком спеша, разглядывая витрины магазинов вдоль Пятьдесят седьмой улицы. Но хотя до кофейни я дошел всего за пятнадцать минут, Ти-Джей уже сидел там в кабинке при входе, занятый поглощением чизбургера с доброй порцией основательно прожаренной картошки-фри. Ти-Джей – типичный чернокожий уличный паренек, совершенно не отличимый от остальных, кто тусуется на Западной Сорок второй улице между парком Брайант и припортовой автобусной станцией. Некоторое время назад одно из расследований привело меня в тот захудалый район, и там я познакомился с Ти-Джеем.

Теперь мы уже были вроде как старыми дружками и даже порой партнерами, но я по-прежнему знал о нем поразительно мало. Все звали его исключительно Ти-Джеем, но даже он сам не мог сказать, что означали эти инициалы, если они что-то означали вообще. Я понятия не имел, сколько ему лет (на вид не дал бы больше шестнадцати) и была ли у него семья. По акценту и некоторым любимым словечкам я считал, что он родился и вырос в Гарлеме, но, когда нужно, он легко избавлялся от акцента, и мне не раз доводилось слышать, как он говорит с прононсом выпускника хорошей частной школы.

Большую часть времени он ошивался в районе Таймс-сквер, обучаясь искусству выживания в асфальтовых джунглях Нью-Йорка. Где он проводил ночи, я даже не догадывался. Он горячо отрицал, что бездомный, уверял, что у него есть жилье, но хранил его местоположение в глубочайшем секрете.

Первое время мне было очень сложно связываться с ним, а когда он звонил, перезвонить ему оказывалось некуда. Но однажды он воспользовался деньгами, которые я ему заплатил за ночь хорошей работы, и купил себе пейджер, заявив, что сделал очень выгодную покупку. Своим устройством он был страшно горд и всегда аккуратно вносил месячную плату, чтобы его не отключили. Он твердил, что я тоже должен непременно обзавестись пейджером, и не в силах был понять, почему я этого до сих пор не сделал.

Он зарабатывал себе на жизнь много чем еще, но всегда с готовностью бросал дела, как только у меня находилось для него поручение. Если я долго не выходил на связь, он звонил мне сам, требуя работы, заявляя, что полон энергии и желания выполнить любое задание. Видит бог, я платил ему совсем не так много, и, уверен, он зарабатывал гораздо больше в своей нечистой на руку компании с Сорок второй улицы, где подыгрывал шулерам, кидалам и наперсточникам, выступая в роли подставного игрока. Но карьера детектива была его мечтой, и он не мог дождаться того дня, когда я назову его своим настоящим напарником. А пока он вполне довольствовался ролью оруженосца при рыцаре.