Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно бы невзначай напомнила, что ее дочь выиграла какой-то конкурс литературного рассказа. Эта тридцатилетняя женщина успешно продвигалась благодаря связям мамы. Началова усердно пихала ее везде и всюду. Где надо — платила, где надо — использовала знакомства, а где чего-то одного оказывалось недостаточно — применяла всю тяжелую артиллерию. Муж Началовой работал в Госсовете. В итоге, скромная, вполне себе нормальная женщина, мнила из себя бог знает что. И, как результат, сама не могла найти ни работу, ни мужа, ни призвание.
Но Началова так ею гордилась, что даже на заседании кафедры не могла не упомянуть любимое чадо.
Потом, как это принято в вузах, мы голосовали. За то, за се, за пятое, за десятое. Кто-то выпускал статью и требовалось одобрение кафедры, кто-то делал монографию, кто-то — методическое пособие. Кто-то переизбирался, а кто-то менял ставку.
Все эти административные дела нас мало занимали. Поэтому вся кафедра дружно голосовала «за». Как школьники за партами.
Ближе к концу, когда все уже готовились расходиться, внезапно встала Татьяна Матвеевна. В вязаном платье до колен и черных лакированных сапожках. Как обычно слишком ярко накрашенная.
— Я бы хотела обсудить еще один важный вопрос. Поведение преподавателей по отношению к студентам, которое все чаще начало становиться недопустимым.
— Что вы хотите сказать? — оживился Александр Семенович.
Ну еще бы! По итогам бурного романа Ани его вызывали к ректору.
— Вчера одна молодая и привлекательная преподавательница позволила себе запереться наедине со студентом в подсобке Василия Ефремовича. А до этого он носил ей неприлично дорогие фруктовые букеты.
— И кто же эта молодая и привлекательная преподавательница? — уточнил Александр Семенович.
— Наша любимица студентов — Алина Хаматовна! — выпалила Татьяна Матвеевна, вызывающе вскинув голову. Я понимала ее. Недавно студенты моего потока писали заявление на имя завкафедры, чтобы лабораторки вела у них я, а не эта преподавательница. Татьяна Матвеевна ничего не прощала. Ни студентам, ни коллегам по цеху.
— Вы можете это как-то объяснить? — обратился ко мне Александр Семенович.
Я ощутила, как ноги деревенеют, язык немеет, а пульс зашкаливает. Аргументы вертелись в голове и липли к языку.
Я попыталась подняться, но вместо меня внезапно заговорил Гусман Натанович.
— Мы с Алиной Хаматовной вместе вели ту самую пару, после которой она и пошла в подсобку. Если помните, на тему починки струны. Следующую пару мы вели вместе тоже. Отсутствовала Алина Хаматовна не более двух минут. Не думаю, что за это время они с каким-то студентом успели наделать неприличностей.
Преподаватели начали посмеиваться.
— Но они оставались в подсобке одни! — подала голос Светлана Максимовна. Татьяна Матвеевна явно говорила с ее слов и лаборантке стало неловко, что из-за нее преподавательница угодила в щекотливое положение. Фактически заработала славу клеветницы.
— Не одни! — тут же встрял Ирек. — Ну, вернее одни. Но я как раз занимался починкой машины и видел все в окно подсобки. Эти двое тоже меня видели. Алина Хаматовна чуть не упала. Студент помог ей. Дальше они обмолвились парой слов и разошлись. Ничего предосудительного или того, что надумали себе некоторые особы с бурной фантазией, там не происходило. Просто некоторые наши преподавательницы перечитали женских романов…
— Вы все видели? — уточнил Александр Семенович.
— Все.
— Позволю себе еще добавить, — взяла слово Настя Рудникова. — Букет, действительно имел место. Но речь шла о взрослых студентах, которые вели себя не слишком уважительно по отношению к Алине Хаматовне. Шаукат Вяземцев преподнес ей букет в качестве извинения. Ну вот так эти богатые извиняются. Что ж тут поделать? «Извините, Алина Хаматовна. Были не правы, исправимся» из этих хозяев жизни клещами не вытянешь. Все пытаются купить, даже прощение.
— И Алина Хаматовна не взяла тот букет! Посчитала его слишком дорогим подарком. — добавил Ирек. — Она оставила его в моем кабинете, попросив отдать лаборанткам.
Татьяна Матвеевна обвела всех просящим взглядом, словно ждала помощи. Но коллеги молчали.
Я только сейчас вспомнила как дышать и смогла выдохнуть.
Внезапно поднялась и Лариса Лаврентьевна:
— Если уж это так необходимо, хотя, по-моему, сама тема какая-то нечистоплотная, то могу подтвердить, что Ирек Рустамович отдал нам с дежурными лаборантками фруктовый букет. И да, мы его съели. Было вкусно.
Боже! Нет ничего страшнее суда своей совести и ничего беспощадней и бессмысленней, чем общественный суд.
Мне стало жутко неловко, что всех беспардонно обманываю. Ведь букет Вяземцев подарил мне вовсе не за грубость на занятии!
— Слушайте! — поднялся вдруг Рустем Ахмедович Ковин. Старый коммунист, но, тем не менее, совершенно не ханжа. Он верил в идеалы Ленина до сих пор, однако вместе с другом — Рифкатом Тагировичем Хайруллиным — сам нередко запирался и пил чай с молоденькими студентками. Хотя обоим давно перевалило за семьдесят. Впрочем, вузовская профессура поражала молодежь своими возможностями… В том числе, и постельными. Американские пенсионеры с их любимыми синими таблеточками умерли бы от зависти… раньше, чем от сердечных проблем из-за этих самых таблеточек. — Если честно, я не понимаю, что это за комсомольское собрание!
Вот! Не мне одной пришло в голову подобное сравнение!
— Да! — присоединился к другу Рифкат Тагирович. Эти два статных, высоких пожилых профессора даже внешне выглядели еще очень даже… Конечно, морщины, седина… Но выправка, мышцы… Многие молодые позавидовали бы. — Алина Хаматовна не запиралась с Шаукатом Вяземцевым. Значит, ничего такого делать не собиралась! Она все-таки кандидат наук, пишет докторскую. Уж сообразить, что непотребности нужно делать, заперев дверь и, к слову, зашторив окна, — он посмотрел на Ирека, намекая, что окна были как раз не зашторены, — наверняка смогла бы. Я в этом абсолютно уверен.
— Да и за минуту это, в принципе, невозможно! — добавил Ковин. — Возможно, Татьяна Матвеевна и знает таких невероятно скоростных… эм… ухажеров. Мало ли, что в мире встречается… Но лично я не знаю ни одного мужчину, который способен на подобное…
Татьяна Матвеевна заметно стухла. А Светлана Максимовна — и вовсе — делала вид, что она не причем.
— Если все высказались, то завершу, пожалуй, наше собрание! — вклинился Александр Семенович. — Алине Хаматовне рекомендую быть более осторожной и не давать поводов для сплетен… Никто здесь не сомневается в ее моральном облике. Верно же? Или у кого-то есть более весомые доказательства, чем пребывание наедине со студентом в открытой подсобке целую минуту и букет, преподнесенный студентом преподавательнице? — он обвел аудиторию взглядом. Коллеги предпочли промолчать.
Только Альбина Ахметзянова взглянула на меня с некоторым сочувствием, смешанным с завистью. Мол, за мной-то студент бегает, а у нее все наоборот. Ну да, они с Аней приложили титанические усилия, чтобы привлечь парней, а не избавиться от них. Надо сказать, Альбина выглядела вполне симпатично. Красавицей я бы ее не назвала, но аккуратные черты лица, светлые волосы, правда, не очень густые, и стройная фигурка вполне могли привлечь мужчину. Просто попался не тот субъект.