Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О чем задумался? – Теодор ткнул его в раскрытую ладонь, подходя к столу и вытягивая из упаковки, которую держал в руках, длинную мармеладную змейку с вишневым вкусом, чтобы отправить ее в рот. После того как он покурил, его голос снова стал более хриплым, даже… возбуждающим.
Кристофер постарался отбросить эти мысли.
– Почему ты никогда не рассказывал мне о себе?
Теодор замер. Изо рта у него торчала змейка, и он выглядел забавно, но взгляд у него потяжелел. Он вздохнул, справляясь с собой, и потянулся к Кристоферу, чтобы потрепать его по волосам.
– Ты знаешь обо мне гораздо больше, чем можешь предположить, малыш.
Кристофер вскинул брови. Это же явная провокация, а он слишком любопытен, чтобы сдержаться.
– В каком смысле?
Улыбка Теодора стала лукавой.
– Может, когда-нибудь ты поймешь.
– Ой, да ну тебя, – обиделся Кристофер, вытаскивая еще одну змейку и бросая ее в Теодора. – Займи свой рот.
– Кстати, насчет занятий для рта, – Теодор послушно дожевал вторую мармеладку, садясь на стул напротив и глядя лукаво. – У нас осталась одна неотрепетированная сцена. Знаешь какая?
Кристофер вспыхнул. Конечно, он знал. Более того, он проигрывал эту сцену в голове снова и снова со дня их свидания. И думал, что, если бы Теодор сейчас ему предложил, он бы не отказался, не нашел бы в себе сил…
– Да ладно, я же пошутил, чего ты так напрягся. – Теодор заглянул в его лицо. – Покраснел весь…
Кристофер выдохнул сквозь стиснутые зубы. Ему же все равно нечего терять, да? Совсем нечего.
– Я думал, ты серьезно, – тихо ответил он, нервно сцепляя пальцы. В библиотеке и так нет шума, а сейчас вообще тишина стала оглушительной, давила на Кристофера. Только сердце громко стучало где-то в глотке.
– Ты бы… – Теодор запнулся. Кристофер не смотрел на него, но и так мог представить его лицо. Растерянность, непонимание. Рисовал на нем отвращение и хотел исчезнуть, сбежать, забыть обо всем. Но вместо этого сидел на месте и отвечал честно. Словно честность когда-то кому-то помогала. – Ты бы согласился?
Шутка как-то сразу перестала быть смешной.
Вот она – первая влюбленность. Кристофер уже чувствовал привкус разбитого сердца, потому что, ну, куда уж безнадежнее, – его угораздило влюбиться в гетеросексуального парня, не отличающегося разборчивостью, популярного, грубоватого и беспринципного, и, казалось бы, Кристофер был достаточно разумен, чтобы уберечь себя от этого, но он не уберег. Потому что Теодор оказался совсем другим. Он оказался смешным, заботливым, упрямым и на удивление понимающим. Кристофер сам изумился, даже испугался почти, когда понял, что нашел в нем все то, что искал в человеке.
И неважно, откажется Теодор или согласится, потому что, если Кристофер не скажет сейчас, больше шанса не представится. И он останется один со своей безответной влюбленностью и так и будет мечтать о поцелуе, которого не случилось.
Поэтому он поднял решительный взгляд и кивнул.
– Я бы согласился.
И вопреки всем его страхам, на лице Теодора не было и тени отвращения. Только нерешительность.
Он молча поднялся со своего места, обошел стол и сел на соседний стул. Кристофер впервые видел его настолько неуверенным. Самодовольство, казалось, было его вторым именем, а сейчас от него не осталось и следа. Его глаза так красиво блестели, но Кристофер не смотрел в них, потому что не мог оторвать взгляда от губ. Эти губы ему разве что во снах не снились.
Теодор начал говорить, и Кристофер не сразу понял, что это диалог перед поцелуем. Игра получалась отвратной, потому что мыслями он явно не в ней, как и Кристофер, в принципе. Это была просто галочка, формальность – эй, мы тут собираемся поцеловаться, но не просто потому, что захотели, а потому, что сценку репетируем.
Кристофер отвечал ему на автомате, он роль Эвридики уже не хуже Джесс знал, мог даже заменить в случае чего.
– Разреши мне поцеловать тебя, – голос Теодора сорвался в конце, словно так и было задумано, хотя этой фразы, Кристофер знал точно, в сценарии не было.
– Я разрешаю, – едва слышно прошептал он, и Теодор накрыл теплой ладонью его щеку, ласково оглаживая кожу большим пальцем, прежде чем податься вперед.
И он мог бы задуматься над тем, почему Теодор вдруг не то что не сопротивлялся поцелую с парнем, а сам проявил инициативу. Мог бы задуматься над тем, что этот же самый Теодор, который успел повстречаться со всей, наверное, женской половиной их школы, приглашал его на свидание. Мог бы задуматься о том, почему Теодор, зная о его ориентации, вел себя так, словно флиртовал с ним. Мог бы задуматься, но сейчас в голове было пусто-пусто, только розовый туман и колокольчики.
Лицо Теодора было так близко, очень близко, и Кристофер поспешно зажмурился, задерживая дыхание и приоткрывая рот. Прошла доля секунды, за которую его сердце успело сделать сотню ударов, и губы Теодора наконец-то – наконец-то – коснулись его губ.
Кристофер рвано выдохнул, хватаясь за его плечи, потому что ему казалось, что он начал парить в воздухе. Теодор улыбнулся в поцелуй и немного отстранился, Кристофер на автомате потянулся за ним.
– Расслабься, малыш, – хриплым голосом попросил он, а потом вновь прижался к его губам и невнятно повторил: – Расслабься, говорю.
И Кристофер обмяк. Одна ладонь Теодора спустилась на его спину, и он притянул его к себе ближе, другой продолжая поглаживать лицо. Он скользил языком по губам, мягко, но настойчиво призывая его углубить поцелуй, и Кристофер взволнованно дышал, позволяя ему взять на себя контроль. Ему нравилось это – нравилось, как его вел кто-то другой, нравилось, что можно просто поддаться, но при этом не чувствовать себя жалким.
А потом он расслабился, отдался ощущениям, погрузился в поцелуй как в теплую воду. И его накрыло чувством дежавю.
От Теодора пахло сигаретами и сладким мармеладом, его горячие мягкие ладони скользили по шее, зарывались в волосы, гладили щеку – не лежали на месте. Он издавал красивые, возбуждающие звуки, и его хрипловатый голос отдавался в голове Кристофера стократным эхом.
И он понял. Все сразу понял. И ему стало так страшно и противно, потому что тогда…
Тогда, в тот день, это был Теодор.
На той вечеринке Теодор пошел за ним в комнату.
Но не это заставило Кристофера покрыться неприятными мурашками и резко отстраниться, а воспоминания о том, что, когда Кристофер его об этом спросил, Теодор начал все отрицать.
Словно отчаянно не