– Родственники? А при чем здесь родственники? Ты пойми. Тут – глухая дыра. Что ты тут будешь делать? До конца жизни возиться в этом навозе?

– На ближайшие несколько веков – это не дыра. Это важнейший торговый путь. И тот, кто его контролирует, будет иметь и доходы, и влияние.

– Вот в Константинополе – торговый путь. И это сразу видно. А тут дыра! Просто глухая дыра, грязь и дикари.

– Мама, уймись. Я никуда не поеду.

– Ты в этом уверен?

– Если ты попытаешься мутить воду, я просто вышлю тебя на юг. Что смотришь на меня? Я не дурак и отлично понимаю, что ты задумала какую-то опасную интригу. И я в ней должен выполнить свою роль. Так вот – не хочу и не буду. И да – следи за языком! Я уже Пелагею отчитал. Вы обе с ума сошли? При людях так друг о друге отзываться?

– С чего ты взял, что я задумала какую-то интригу? – нахохлилась Кассия.

– Пелагея. Ты ее ненавидишь. И знаешь, что мне это не нравится. Поэтому, дабы усыпить мою бдительность, начала говорить о ее благополучии. Это примитивно, мама. Таким простым приемом меня не провести.

– Почему ненавижу-то?

– А как назвать твое отношение к ней? Или думаешь, что я не в курсе, что ты курировала работу Никифора? И что убила его специально, заметая следы? Чтобы не проболтался. Это ведь ты хотела избавить меня от жены-дикарки и нашего ребенка. Зачем? Чтобы выдать за меня какую-то девицу из влиятельной семьи Константинополя? Эта семья тебе нужна для каких-то целей?

– Сынок! Я бы никогда так не поступила!

– Но ты поступила!

– Это наветы!

– Серьезно?

– Я клянусь, что никогда не покушалась на Пелагею и ее ребенка.

– Нашего с ней ребенка.

– А я как сказала?

– Мама!

– Ты не веришь моей клятве?

– Ну хорошо. Допустим. Но Никифора ты курировала?

– Нет. Он… он вел со мной переговоры. Но он представлял интересы другого дома. Мне он не подчинялся и подчиняться не мог. Такое даже предполагать – кощунство! Не забывай, что как бы я ни относилась к Пелагее, в вашем с ней ребенке течет и моя кровь!

– Хорошо. Будем считать, что я тебе поверил, – кисло и как-то неуверенно произнес Ярослав. – Но с этой идеей о переезде даже и не думай. Какой в нем смысл? Здесь у меня есть какая-то почва под ногами. Там – нет. Там шанс погибнуть самому и сгубить ребенка невероятно велик.

– Вардан не кровожаден.

– Он разумен. А этого достаточно. Он может как угодно относиться ко мне, но я в этом деле лишь гость. Меня используют как символ борьбы даже без моего согласия. Оно мне надо?

– Ты не хочешь стать Василевсом?

– Нужно быть дураком, чтобы в моем положении о таком грезить. Глупо. Отчаянно глупо. Нет, мама. Ничего подобного я не хочу.

– А если твое положение изменится?

– Я не хочу. Что в этих словах тебе непонятно?

– Сынок, я ведь хочу тебе только хорошего.

– Это ты так думаешь. На деле ты хорошего хочешь себе. А я для тебя только инструмент. Поверь – это слишком хорошо заметно. Ты ведь поначалу прибыла и вела себя так, словно явилась с великой миссией – крестить этих людей. Но им не нужен Христос. И ты очень быстро остыла, поняв, что твои слова им неинтересны. А ссылаться на меня нет смысла – я ведь держусь очень осторожной позиции в религиозных спорах между жрецами. Теперь ты задумала что-то иное. Куда более опасное. И я не хочу в этом участвовать.

– Торговый путь… – тихо произнесла Кассия после долгой паузы. – Ты серьезно рассчитываешь на то, что тебе здесь удастся закрепиться?

– А что мне помешает?

– Люди смертны, сынок. Хуже того, смертны внезапно. Всякое может случиться.

– Ты угрожаешь мне?

– Я только хочу сказать, что здесь у тебя много врагов. И дальше их станет больше. Ты чужой им. Ты мечешь бисер перед свиньями. И они этого не ценят. Сколько ты делаешь для них? А что взамен? Ты заботишься об их безопасности, об их пропитании, об их покое и благополучии. А они всячески упираются и словно упрямые ослы мешают тебе.

– Ты ведь сама не поддерживала меня с банями.

– Бани – это рассадник разврата! – назидательно подняв палец, произнесла Кассия. – Тем более такие, какие ты поставил. Пока – да, ты держишь все в руках. Но дай слабину, и люди станут не за чистотой телесной и духовной следить, а развратом там заниматься. Поверь мне – так было и так будет.

– Что им мешает заниматься развратом вне бань?

– Ты не понимаешь! Ты подталкиваешь их к этому!

– И поэтому им не нужно мыться. Я правильно тебя понимаю? Ты снова за старое? Снова будешь настаивать на том, что в грязи телесной греха нет и что главное чистота душевная.

– Не буду, – нехотя произнесла Кассия, поморщившись. Она прекрасно помнила свои споры с сыном и то, как он раз за разом ломал все ее доводы.

– Вот и ладно. Пусть моются. В конце концов ложкой тоже можно не только похлебку хлебать. Но это не повод ложки запрещать. Баня – это просто инструмент борьбы с грязью и болезнями. Очень важный инструмент. И из-за того, что кто-то где-то ведет себя излишне похотливо, глупо лишать людей возможности спасти свое тело от всевозможной заразы.

– Их истинное спасение в вере!

– Мама, ты опять начинаешь? – прищурился Ярослав, начав злиться.

– Ты отпустишь меня в Константинополь?

– Зачем? Не мытьем так катаньем хочешь меня туда вытащить?

– Меня. Я поеду одна. А ты, если хочешь, то тут оставайся.

– Ты оставишь меня? – удивился наш герой. – Мне казалось…

– Я хочу доказать тебе, – перебила она Ярослава, – что угрозы нет. Я хочу посетить Константинополь. Навестить своих родственников. И вернуться обратно.

– Значит, все-таки будешь мутить воду…

– Ну, о чем ты говоришь? Какая вода? Я просто навещу родственников. Я их давно не видела.

– С чего ты вообще взяла, что Вардан позволит тебе это сделать? Ты ведь будешь выглядеть как моя посланница.

– Мне передали предложение… – замявшись, произнесла она. – Пообщаться.

– Он хочет пообщаться с нами?

– С нами, – нехотя согласилась Кассия. Но Ярослав ей не поверил. Слишком уж неуверенно она это произнесла.

Еще немного поболтали. И вернулись к делам. А ночью наш герой не спал. Думал. Ему совершенно не нравилась складывающаяся ситуация. Этих греков стало слишком много в его жизни. И этот каприз Кассии казался ему до крайности подозрительным. Она явно вела какую-то игру. Вопрос только в том, какую.

В какой-то момент ему показалось, что, может, и правда поехать в Константинополь? Вдруг это все не пустая болтовня? Вдруг ему выделят какую-нибудь провинцию в управление. И можно будет спокойно пожить без всего этого кошмара. Без ежедневного героизма. Как-никак – столица имперской провинции всяко лучше будет, чем эта глушь. И еда интереснее, и условия жизни. Да и развернуться можно будет, обеспечив хозяйственный фундамент для своих потомков. Но он отбросил эту мысль как слишком уж оптимистичную.