Селение, имевшее совсем не шотландское название Эшвуд, раскинулось под стенами каменной башни – родового поместья некоего Дугласа (впрочем, фамилия владельца не имела никакого значения для дальнейших событий). Было в нем около полусотни сложенных из дикого камня и крытых соломой домов с очагами, хлевами и огородами, в коих росли бобы, фасоль, горох, лук, репа и брюква. В низине простирались поля ячменя и хмеля, а также нетронутые луга, где жены и отрочата собирали пряные травы и полудикий чеснок. А ежели бы пройти за соседнюю вершину, то можно увидеть глубокое, холодное и чистое, как кристаль, озеро под названием Локс-Несс. Известно, что в студеных водах водилась самая лучшая рыба, поэтому с позволения своего владельца Дугласа эшвудцы хаживали к озеру на рыболовлю. В каждом дворе, не говоря уж о поместье, имелись изрядные стада овец и коз. В общем, это было суровое, но обжитое место. И то, что случилось, видели несколько сотен человек, так что не было оснований не верить сей басне.

На рассвете 23 сентября селище разбудил гул и грохот, шедший с небес. В первый момент все было подумали, что приближается сильная гроза. Но, вслушавшись, засомневались в громовых раскатах – к звуку примешивалось жужжание, как если бы по небосводу мог лететь рой диких пчел размером с башню сэра Дугласа, а также треск, словно некто разрывал шелк небесной сферы. Поскольку у добрых эшвудцев окна на ночь закрывались ставнями, то для озирания явления многие повыскакивали из домов во двор.

Сумеречный небосклон, на котором только-только появилась полоска розового света, был чист – ни одной грозовой тучи, да и вообще каких бы то ни было туч или облачков. Но громогласный шум продолжался. Самая древняя бабуся высказала мнение, что сие – шум приближающегося дракона: будучи девчонкой, она однажды встречалась с ним, когда огнедышащее чудище еле-еле отвадили от деревни, отдав ему на съедение самую прелепую девицу и сорок овец. Но не успели эшвудцы попрятать девиц и вооружиться дрекольем, как на небосводе появилась точка белого огня, стремительно приблизилась, повисла на мгновение над деревней, а потом быстро опустилась совсем низко, выметывая огненные хвосты. То была огромная серебряная ступа, закопченная понизу, из которой вниз летели кометы, разметывая горячим огненным ветром кусты и траву. Все жители так и замерли, как стояли, лишь задрали головы вверх.

– Да ведь это святой Георгий на огненной колеснице! – фальцетом выкрикнул вдруг селищенский капеллан.

– Дьявол!

– Христос спускается с небес!

– Дракон! Дракон!

– Палец Господа отвалился и упал с небес! Огненный палец Творца! Как же Он велик, коли один только перст его с дуб величиною?! Сие указующий перст!

Версии зрителей разнились сообразно воспитанию, багажу знаний и количеству грехов.

Тем не менее мужи селения, бывшие по роду своему задиристыми бийцами, отойдя от столбняка, дружно кинулись за более вещным, чем колья, оружием. А самый быстрый и кровожадный успел даже выпустить в ступу град стрел. После сего кометные огни прекратили выметываться из ступы, и наступила невероятная тишина. Ступа висела почти над самой землей, на высоте примерно молодого дуба. Встав наизготовку с копьями и колунами, мужи замерли, ожидая развития событий. В полной тишине, нарушаемой лишь стрекотом нескольких сорок, из бока ступы выдвинулся толстый кол навроде посоха, оказавшийся полой трубой. Из трубы выставились три копья, которые почти беззвучно раскрылись в виде треноги для шатра. Затем из одного копья так быстро, что эшвудцы не смогли понять, как сие устроено, развернулось белое, переливающееся бледным голубовато-розовым светом полотно. И вновь все замерло.

– Покров Богородицы опустился на нашу землю! – страстно выкрикнула одна из женщин и упала на колени.

– Парус небесной ладьи! – опроверг ее догадку рыжий эшвудец, когда-то ходивший морем.

– О! Господи! Сфера облачная разорвалась, и сие кусок ее!

– Это неба ломоть! Сейчас через прореху посыплются дожди и звезды.

– Обрывок с Млечного пути!

– С Луны люди прилетели! – тонким голосом выкрикнул деревенский дурачок. – Сейчас покажут нам вышитые картины лунного мира.

Но его осадили.

– Что мелешь, дурья твоя башка? Луна все время меняет размер, куда же деваются жители, когда она обращается в месяц? – логично вопросил один из местных богатеев – мельник. – Разве только сбиваются в кучу? На Луне никого нет, потому что невозможно жить в месте, которое днем и ночью испускает свет. Или можно жить на свече и в костре?

В общем, недостатка в идеях не было. Каждый выдвигал все новое, самое верное и правдоподобное объяснение сути повисшего над землей белого полотна. Неугомонный рыжий эшвудец в запале снова натянул было лук, но полотно вдруг пронизалось слабым голубоватым светом, похожим на тот, что блуждал прошлым летом над могилой местной ведьмы. (Доводы учителя церковной школы, что то были светлячки, не убедили ни одного эшвудца. Учитель – человек заезжий, эшвудскую ведьму не знавал, где ему было поверить, что на ее могилу не то что светлячки, а и вороны не решались садиться?) Так вот… (Или, как сказала бы Феодосия, «А се…») Сей голубоватый свет покрыл парус словно тонким слоем тумана, если бы туман мог быть прозрачным. Зрители молча разинули рты, не зная, что и подумать. И пока они стояли, вытаращив зенки, холст – час от часу не легче! – превратился в движущийся гобелен. Да! Ей! Узоры на гобелене шевелились. От ужаса зашевелились и волосы на головах эшвудцев.

– Чур меня! Чур! – воскликнули многие.

Кто-то крестился, кто-то обводил вокруг себя и детей на земле круг.

И только учитель, хоть и побледнел, но держался стойко.

– Это оптическое явление! Мираж, какие бывают в пустыне! – убеждал он эшвудцев, хватая их за рукава. – Научно объяснимое событие!

Но его грубо отпихивали.

– Сие Божественное откровение нам! – воскликнул капеллан.

Наконец узор прекратил изменять фигуры, и на полотне показалась картина звездного неба. Невидимый провожатый с невероятной быстротой увлек за собой зрителей, и их взгляды пролетели сквозь россыпи звезд и приблизились к зеленоватой планиде. Снова появились куски узоров.

– Это словеса! Словеса! – догадался учитель. – Но на каком языке?

Пред взглядами эшвудцев пронеслись высокие белоснежные башни (не менее чем в дюжину раз выше замка Дугласа), стоявшие тесно и в огромной количестве, как если б то была сосновая роща. Взгляды зрителей втянуло в отверстие одной из башен, и внутри нее на фоне переливающегося ковра, явно палестинского, оказался прозрачный сундук, за которым сидел… Сидела? В общем, сидел монстр! Урод, которого родила от черта все та же эшвудская ведьма и которого от греха подальше эшвудцы сожгли, был просто красавец по сравнению с сим чужищем.

Все вздрогнули. Жены ладонями закрыли глаза чадам. (На сем месте повествование в книге прервалось двумя страницами иллюстраций, каковые Феодосия со вниманием изучила.)

Урод пошевелил выпученными глазами в стороны, а потом вдруг уставился прямо в лицо рыжему эшвудцу. Тот бесстрашно поднял лук и выстрелил в монстра. Стрела пролетела насквозь, не оставив дыры.