Людмила Алексеевна распахнула дверь не сразу и, увидев меня, схватилась за сердце.

– Деточка! Психическая вернулась? Поджидает меня в подъезде?

– Нет, она ушла, – успокоила я ее, – скажите, вы раньше видели свою обидчицу?

– Никогда, – решительно заявила старушка, – у меня глаза зоркие, у кого хочешь в подъезде спроси, все подтвердят: Людмила Алексеевна обходится без очков.

– Может, женщина к кому-то все же приходит, – не успокаивалась я, – вероятно, она репетитор, домработница, медсестра.

Бабушка сложила руки на груди.

– Летом дети не учатся, все разъехались по дачам-огородам. Врачей из районной поликлиники я ни с кем не спутаю. Двух нянек, которые за малышами из десятой и двенадцатой квартир присматривают, тоже знаю, а эту мымру никогда не встречала, она близко к нашему дому не подходила. В хорошую погоду я во дворе прогуливаюсь, смотрю за порядком, а в плохую… Пошли покажу, что у меня есть, Ленечка, внук установил. Только, деточка, туфельки сними, не тащи грязь в комнату.

Я выполнила просьбу и была приведена в чистенькую спальню с большим окном, около которого стояло удобное кресло со скамеечкой для ног. Справа от него виднелся столик, на котором лежали газеты, стояли чашка и вазочка с печеньем. Тюлевая занавеска была отодвинута, от подоконника к креслицу тянулась длинная черная труба.

Людмила Алексеевна села в кресло и приникла глазом к конструкции.

– Подзорная труба! – воскликнула я.

– Ленечка придумал, – гордо заявила бабушка, – дочка с зятем надо мною посмеиваются, а самим нравится в чистый подъезд заходить! ДЕЗ у нас нерасторопный, домофон никак не поставит, на лифтершу жильцы тратиться не хотят, а я ответственная. Увижу, что посторонний человек к нам идет, шум подниму. Но зимой холодно во дворе топтаться, да и летом подчас устаешь. Ленечка мне наблюдательный пункт оборудовал. Квартира наша на третьем этаже, окно прямо на подъезд выходит, оптика мощная, все как на ладони. Ни разу ту бабу не видела.

– В день, когда с Ковалевой случилось несчастье, вы ее не заметили? – уточнила я. – И вообще, что происходило во дворе?

Людмила Алексеевна горестно вздохнула.

– В понедельник у меня зуб под коронкой разболелся, ночь без сна промаялась, в восемь утра зять повез в поликлинику, ездила я к врачу и во вторник, и в среду, непростое дело протез снять, клык починить и назад металлокерамику поставить. Три полных дня ушло! Можно было на пару недель растянуть, но я стоматологу сказала: «Делайте сразу, у меня нет желания Бабой Ягой ходить и шамкать челюстями. Лучше потерплю, промаюсь в клинике с утра до вечера, зато за три денька порядок во рту наведу».

Домой я приезжала никакая, от заморозки голова болела. Бухалась в кровать и камнем до обеда спала. В четверг выхожу во двор, а меня Инна из седьмой квартиры ехидно спрашивает: «Людмила Алексеевна, родная, куда ж вы подевались! С понедельника вас не видела».

И рассказывает про этот ужас!

Старушка примолкла, потом с обидой произнесла:

– Очень я расстроилась! Не один год за подъездом присматривала, и ничего! А стоило к врачу уехать, и нате! Вы уж мне скажите, как там Миша? Я вас помню, вы иногда к Женечке заглядывали.

– Он в шоке, – ответила я.

– И понятно, – завздыхала Людмила Алексеевна, – такое пережить! Михаил замечательный муж, не пьет, не курит, с тещей не ссорился. Таисия Ивановна, земля ей пухом, непростой человек была, с гонором. Миша золотой зять, а она его ругала, злилась, что он мало зарабатывает. Я ей один раз выговорила: «Зачем в жизнь дочери лезете? Подумаешь, деньги! Зато Михаил Севе лучше отца родного».

Баркина ткнула пальцем в окно.

– И Женю он любил! Столько лет вместе прожили, а подарки жене таскал! Просто так! В позапрошлый вторник я с Мишей у метро столкнулась, он букет нес, красивый, дорогой, лилии розовые и белые. Не удержалась я и спросила:

– Годовщина у вас или праздник какой?

Михаил ответил:

– У меня, Людмила Алексеевна, каждый день праздник, потому что с Женечкой живу.

Баркина подперла щеку кулаком.

– Ничего плохого про своего Сергея Петровича сказать не могу, семейный был человек, все в дом нес. Но букет я от него один раз получила, на свадьбу. Больше не приносил он мне розы, говорил: «Глупая затея, зря потраченные деньги, цветы завянут, получается, выброшена сумма на помойку. Лучше приобрести нужную в хозяйстве вещь, утюг или чайник эмалированный».

Сергей рукастый был, все чинил: телевизоры, радио, машины, велосипеды, мебель в порядок приводил. Один раз мою старую шубу так бензином почистил, что мех словно новый стал. Правда, пованивал долго.

Людмила Алексеевна неожиданно улыбнулась.

– Зато зять на свет с двумя левыми руками уродился, ничего, кроме своего компьютера, не знает. Я дочке сказала: «Может, и хорошо, что Боря неумеха, зато у тебя все новое появляется». Сломался миксер, Борис его живенько выкинул и купил другой, с набором метелочек. Сергей Петрович такой бесхозяйственности не позволил бы, просидел бы вечерок и вручил мне отремонтированный механизм. У нас ничего нового не было, все чиненое-перечиненое. Экономно, но грустно.

– Ба, пожарь яичницу с колбаской, – крикнул из коридора сочный басок, – докторской побольше!

– Ленечка проснулся! – всплеснула руками старушка.

В ту же секунду в комнату вошел высокий юноша в трусах и, зевая, сказал:

– Какао свари из пачки, не хочу пить растворимую бурду.

– Солнышко, что за вид! – укорила старушка внука. – У нас гости, мальчику неприлично полуголым ходить.

Почти двухметровый «мальчик» поскреб пальцем густую щетину.

– Я у себя дома, на улице жара, извините, костюм с галстуком не натянул! Ба, я есть хочу!

– Ты бы лучше спросил, как там Сева, – снова сделала внуку замечание старушка.

– Умер? – без особого волнения поинтересовался Леонид.

– Пока жив, – ответила я, – но состояние тяжелое. Надеюсь, выкарабкается.

– Севка всегда хвост из западни выдергивает, – зевнул Леня, – ну да, в его бизнесе стремно. Он владелец клуба, вечно там какие-то терки, то с посетителями, то с ментами, то с налоговой.

– Кто тебе сказал, что Всеволод владеет клубом? – удивилась я.

Леня моргнул.

– Все знают. Он с работы под утро приезжал, часов в шесть, иногда в семь. Одет всегда шикарно, и не жадный. Я с ним как-то у лифта столкнулся, говорю ему: «Красивая куртка у тебя, небось дорогая!»

Севка скинул кожанку и протянул мне.

– Бери, мне она маловата, а тебе в самый раз.

– И ты взял? – неодобрительно поинтересовалась бабушка.