Мазур посмотрел туда же. По двору, держа на плече приличных размеров сумку, шагал доктор Лымарь – здоровенный, белозубый, с лица еще не успел сойти ахатинский загар – он, правда, выглядел чуточку иначе, чем загар здешний, но кто бы тут разбирался?

Он махнул рукой, увидев, что на него смотрят из окна и, не колеблясь, вошел без стука, по-армейски. Бережно опустил сумку на пол – она все равно едва слышно брякнула чем-то твердым, оглядел всех и сказал:

– Привет, курортники, которые не курортники. Дядя Гоша, мое почтение. Наслышан, но зреть доводится впервые…

– Да ладно уж, знаменитость… – проворчал дядя Гоша. – Садись, чтобы был полный комплект. Геной крестили? Костя мимоходом упоминал.

– Именно, – сказал Лымарь, быстрым взглядом оглядел стол. – Судя по полному отсутствию спиртного, военный совет? Это я удачно зашел…

– Самарин, ты не возражаешь, если сначала ты мне кратенько расскажешь, что у вас тут творилось, а уж потом я доложу?

– Да ради Бога, – ухмыльнулся Лаврик. – Я по твоей обмолвке и так чую, что дело двинулось, «курортники, которые не курортники». Зря ты так не скажешь… Ну, дела такие…

Лымарь слушал внимательно, и в самом деле похожий сейчас на опытного врача. Потом задал несколько вопросов Лаврику – о мелких деталях двух хамских визитов Жоры и одного вежливого. Мазура тоже не обошел вниманием – его интересовали кое-какие подробности «вербовки».

– Значит, злостный насильник с огромным ножиком… – протянул он задумчиво. – Ну, прием старый, однако эффективный. На интеллигента в бороде должно действовать особенно убойно… Похож твой Жора на человека, который может придумать и поставить такую подляну?

– По-моему, ни капельки, – сказал Мазур. – Но я ж и не утверждаю, что верю, будто это он. Тем более что он сам упоминал про Умника, коего не на шутку побаивается…

– Ну, что ж, – сказал Лымарь. – Все тут знают, что люди оттуда в качестве шестерок порой используют мелкую уголовную шпану не только в знаменитом мультфильме, но и в жизни… Однако есть тут нечто сомнительное. При обоих вариантах: и приборзевшего местного купчишки, снимающего девочек, и человеке оттуда, решившего провести вербовочный подход. Ну какой мало-мальски умный человек будет женщину, на которую нацелился, заранее вспугивать таким поведением шестерок? Это и первого, и уж тем более второго варианта касается. Они же не знают, какая она по характеру. А если пугливая? И после таких страстей уговорит мужа срочно уехать?

– Да мы и сами тут видим нечто предельно странное, – сказал Лаврик. – А вот уместить в картинку не можем… Не может же тут быть самодеятельности? Этот Фомич, как я понимаю, человек серьезный и с хорошими мозгами в голове. Вряд ли бы он такое допустил.

– Уж это точно, – сказал дядя Гоша. – Тем более что такое совершенно не в его стиле, я уже говорил ребятам, и вообще… Два совершенно идиотских поступка, дурацкая выходка, которая может только спугнуть – а потом весьма даже профессиональная идейка: подвести к Вере своих шлюх, чтобы вытащили на всякие девичники и компостировали мозги, попытаться мужу на шею повеситься, чтобы рассердилась. Словно бы две разных группы действуют – но Жорка-то один и тот же. Я вот тоже никак это уместить в картинку не могу.

– Ладно, – сказал Лаврик. – Остается простая вещь – ждать дальнейшего развития событий. Самое выигрышное в непонятных ситуациях… Ген, теперь ты рассказывай. Что в Ленинграде?

– В Ленинграде, Кимович, происходили интересные вещи, – загадочно ухмыльнулся Лымарь. – Повелись мышки на сыр, ох, как повелись…

– Дядя Гоша не в курсе, – кратко сказал Лаврик.

– Понял… Дядя Гоша, расклад такой: поскольку нам, судя по всему, придется еще раз сходить в море под видом мирных океанографов и прочих ихтиологов, в Ленинграде на всякий случай была оставлена по всем правилам оборудованная хаза. В одном из заведений Института океанографии нашему отделу целая комната отведена. Здание новое, не заселенное еще целиком, новые люди там никого не удивили… Мы четверо, везучие, выбили у начальства отпуск – а пятый, невезучий, остался на хозяйстве. И места в общежитии у нас с Самариным оборудованы, и комната в коммуналке у Коли, а Кириллу, как самому везучему, однокомнатная выпала, бабкино наследство. На Охте, правда, зато соседка есть правильная… Одним словом, позавчера в «отдел» был звоночек. Нежный девичий голосок, этакая милая щебетунья. Институт такой-то? Отдел такой-то? Ну, наш парень ей вежливо ответил, что угодила она как раз по адресу, в храм науки. Попросила позвать Костю или Кирилла. Ну, услышала в ответ, что вся компания после трудов праведных дружно подалась отдыхать на юга, «дикарями» куда-то, а он, бедолага, грустит тут один-одинешенек. Убалтывать начал, языком чесать. Девочка с ним немного пококетничала и трубку повесила. Это первая серия, – он значительно поднял палец. – А вчера была вторая. До обеда был звонок и в общежитие. Тоже нежный девичий голосок – только на сей раз искала лялька Колю с Геной. Выслушала тот же ответ: что подались на юга. А после обеда случилась серия третья. Сначала в коммуналке у Коли объявился почтальон. Невидный такой, весь из себя без особых примет – но обаятельный. Ценная бандероль тебе, Коленька, понимаешь ли, пришла, они уже два извещения послали, а ты все не приходишь и не приходишь. Ну, «соседку» тебе там обеспечили такую, что пальчики оближешь – из породы скучающих болтливых старушек. Столько она ему про тебя выложила и так долго болтала, что обормот в конце концов форменным образом смылся: ну, будь это настоящий почтальон, он бы тоже такого не выдержал и смылся побыстрее – очень ему было бы интересно слушать, какой ты перспективный научный кадр, как ты скоро и диссертацию защитишь с таким названием, что она и не выговорит, одна беда – жениться бы тебе надо, да все хорошая девушка не попадается… Ну что такое словоизвержение выдержит? Ну, а что почтальон не настоящий, и гадать нечего – то, что ты там обитаешь, знают полтора человека в Ленинграде, да и то поголовно из своих. Стали бы они тебе бандероли слать, ага… Четвертая серия. Почтальон попался ну очень добросовестный. После обеда объявился и у Кирилла. Снова с ценной бандеролью, за которой ты разгильдяйски не являешься. Хотя твой и Колин районы, как мне объяснили, обслуживают два совершенно разных почтовых отделения, разделенные еще несколькими – и нет у них привычки с чем бы то ни было на чужую территорию залазить. Ну, «сосед» твой, алкаш Петрович, как обычно, дохнул перегаром и враз разобъяснил, что ты, «интеллигент очкастый», с пьющим сантехником почти что и не общаешься – но дней несколько назад он тебя встретил на лестнице, и ты мимоходом обмолвился, что едешь на юга. Позавидовал: «У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает…» – Лымарь широко улыбнулся. – Ни в институте, ни в общаге никто не предусматривал дежурства – а вот к твоему дому, Кирилл, после этих двух любопытствующих Колесников распорядился человечка поставить. Говорит, человечек был весьма даже опытный. Вот только ушел от него твой почтальон в метро – наш клянется и божится, что «почтальон» его так и не срисовал, но все равно, ушел очень грамотно. На всякий случай, видимо. Вот такие пироги с котятами. Судя по квалификации, тут уж никакими цеховиками-теневиками не пахнет. Проверили нас четырех быстренько и качественно… Значит, это все-таки забугорье, некому другому быть. И значит, вокруг нашего конструктора что-то действительно начали крутить. А, ребята?