– А какое отношение к этому имеет Хозер? – Спецци отчаянно пытался вернуть себе бразды правления. Герда холодно взглянула на итальянца.

– Не думаю, чтобы вы что-нибудь знали о моем отце, – сказала она. – Он был великим актером и хорошим человеком, но слабым. Он ненавидел нацистский режим, но не имел храбрости открыто противостоять ему. У него случился нервный срыв, и он пошел на консультацию к Хозеру, который в то время практиковал в Берлине. Думаю, именно тогда он впервые начал принимать наркотики.

Повисла неловкая пауза.

– Жизнь в Берлине между войнами была… трудной, – продолжала Герда. – Во всяком случае, так мне рассказывали. Я была тогда маленькой, и моя мать делала все, чтобы я ничего не узнала о… – Она помолчала. – Мне жизнь казалась прекрасной.

Генри живо представил себе эту картину: маленькая темноволосая девочка, защищенная материнской любовью, укрытая от жестокости и морального разложения окружающего мира за хрупкими стенами прелестной детской комнаты, – и то, что должно было случиться, когда эти стены рухнули.

– Я, конечно, знала Хозера, он был нашим семейным доктором. Маме он никогда не нравился, а отец не желал и слышать ни о каком другом враче. Теперь и я подозреваю то, что моя мать подозревала тогда, – Хозер снабжал моего отца кокаином.

– Продолжайте, – тихо сказал Генри.

– Когда ситуация стала совсем плохой для… евреев и положение моего отца больше не могло служить охранной грамотой, мы с мамой уехали к моим тете и дяде, которые жили в деревне. Теперь я понимаю, что мы прятались там, но тогда я этого не знала. Мне то время представлялось каникулами, которые длились и длились. Отец навещал нас время от времени. Мне было всего семь лет, но даже я видела, как плохо он стал выглядеть… и в каком отчаянии пребывал. Однажды, гуляя в саду, я услышала, что отец плачет. Мой отец… плакал. – Единственной эмоцией, окрасившей в этот момент голос Герды, было удивление, вызванное воспоминанием. – Я прислушалась и разобрала, как он сказал: «Они не дадут мне работать… все слишком запуганы». А мама ответила: «Это из-за меня». А потом спросила: «Почему мы не можем уехать, все втроем? Это рискованно, но в данном случае риск оправдан. Мы могли бы поехать в Америку – тебя там хорошо знают…»

Разговор продолжался еще долго…

Герда бросила взгляд на Спецци.

– Однажды, вскоре после этого, отец приехал очень взволнованный, с горящими глазами. Он велел маме быстро собираться, потому что мы уезжаем в Америку. «Но как?» – спросила мама, и отец ответил: «Хозер все устроил». Тогда мама сказала: «Ох, ты глупец! Что ты натворил?!» Но отец ее не слушал. «Это, конечно, дорого, – говорил он, – но оно того стоит. Я продал все – дом, машину… Его друзья заедут за нами сюда сегодня ночью…»

Герда помолчала.

– Помню, мама начала плакать. Я подбежала к ней, и она меня поцеловала. Именно в этот момент мы услышали, как подъехала машина и раздался стук в дверь. Конечно, это было гестапо. Они арестовали маму и забрали бы меня тоже, но моя тетя сказала им, что я – ее дочь. Не знаю уж почему, но ей поверили. Порой они бывали на удивление глупы. Потом гестаповцы похвалили моего отца за лояльность отечеству – за то, что он сообщил о местонахождении моей мамы «в соответствующие органы». В ту ночь тетя с дядей увезли меня на машине. Отец ехать с нами отказался. Он выждал, пока мы уедем, и выстрелил себе в голову.

Повисла тишина. Потрясенный и растроганный, Спецци громко высморкался.

– А вы? – спросил Генри.

– Мы с тетей и дядей скрывались некоторое время, пока гестаповцы не потеряли к нам интерес. Потом вернулись на ферму, и я жила с ними как их дочь. После войны я выучилась на гувернантку, а три года назад поступила на службу к баронессе.

– Когда вы снова встретились с Хозером?

– Когда первый раз приехала сюда с детьми… три года тому назад. Я сразу его узнала. У меня очень хорошая память, – добавила Герда.

– Он знал, кто вы?

– Нет, уверена, что не знал. Браун – очень распространенная фамилия в Германии.

– Почему после войны вы не довели свою историю до сведения властей? – вклинился Спецци.

Герда едва заметно улыбнулась.

– Историю? – переспросила она. – Разговор, подслушанный семилетней девочкой? Разве это доказательство?

– И вы задумали свой план мести. – Теперь голос капитана звучал спокойно, невозмутимо, как-то обреченно.

– Как я могла отомстить? Я просто ненавидела его, вот и все.

Спецци, судя по всему, собрался с силами, чтобы сделать то, что самому ему было чрезвычайно неприятно. Он наклонился вперед над столом и спросил:

– Когда вы забрали у него пистолет?

В первый раз Герда по-настоящему удивилась.

– Пистолет? Какой пистолет?

– Вы знали, что Хозер носит с собой пистолет?

– Нет, не знала.

– И это все, что вы можете сказать?

– Да, капитан. Я избавила вас от кучи лишней работы, но больше ничем помочь не могу. – Герда встала. – Я его не убивала. Хотела бы, но не убивала.

Спецци бросил на нее отчаянный взгляд и сказал:

– Можете идти, но не пытайтесь покинуть отель.

– Благодарю, капитан. – На короткий миг взгляд Герды задержался на красивом смуглом лице капитана, и Генри показалось, что была в них какая-то тоска; затем девушка развернулась и выскользнула бесшумно и быстро, как тень.

– Ну, – сказал Генри, когда за ней закрылась дверь, – откровенность – лучшее оружие. Она была совершенно права, сказав, что вы рано или поздно это узнали бы. Вопрос в том, на самом ли деле мисс Браун обезоруживающе честна или чрезвычайно умна?

– Она – как ангел смерти, – мрачно проговорил Спецци. – Я думаю… боюсь, что нам незачем ждать сообщений из Рима. Вот вам мотив. Вот вам возможность. Вот вам убийца.

Капитан тяжело вздохнул.

– Я бы на вашем месте не торопился с выводами, – сочувственно произнес Генри. – Возможно, вы ошибаетесь.

Кто-то деликатно, но твердо постучал в дверь.

– Войдите! – резко крикнул Спецци. Он ничуть не растерялся, снова увидев на пороге как всегда невозмутимую Герду.

Спецци встал.

– Вы решили сообщить нам что-то еще? – спросил он.

Герда опустила взгляд и покачала головой.

– Я рассказала вам все, что знаю, капитан, – ответила она. – Я пришла лишь для того, чтобы передать вам сообщение моей хозяйки. Баронесса встала и с удовольствием поговорит с вами. Но предпочитает, чтобы беседа состоялась в ее комнате.

С этими словами Герда повернулась и вышла.

Генри вопросительно приподнял брови.

– Ну что, пойдем наверх или все же попросим леди спуститься сюда?