много лет – учащенное сердцебиение, головокружение, слабость, – и вдруг я поняла, что наши отношения с буддистом иррациональны, что рациональность едва ли поможет мне с ним примириться. Паника продолжалась всего несколько минут. Я спросила Кевина: «Не возражаешь, если я включу что-нибудь расслабляющее?» Затем включила один из альбомов с музыкой сякухати в айтюнс и снова вернулась к посуде.

После этого переживаний стало в разы меньше. К тому же я практикую визуализации, чтобы освобождаться от нежелательной энергии, как научила меня Тиффани, моя консультантка по духовным практикам. Тиффани просто чудо. Представьте себе хрупкую женщину, похожую на птицу: она распахивает руки для объятий и восклицает с новозеландским акцентом: «Да плевать, что люди думают о тебе!» Я не занималась визуализацией много лет, но ее эффективность меня поражает. В сочетании с моим гиперрациональным терапевтом действует хорошо.

буддист чувствует себя уставшим и подавленным, так что переписывались мы об этом. Вспоминаю искрящееся новизной начало наших отношений: угадайте, какая у нас была любимая тема для разговора, – правильно! – его депрессия. Он называет ее меланхолией. У меня была депрессия; депрессия – это ужасно, но в конце концов, разве это не секси? Терапевт говорит, что постоянно видит, как какой-нибудь депрессивный чувак тянет кого-то за собой и, как только человек попадает на крючок, отстраняется. Мой терапевт работал как с депрессивной стороной этого уравнения, так и с теми, кого втянули. Терапевт считает, что буддист ведет себя как эмоциональный абьюзер, а его опыт работы с пострадавшими женщинами показывает, что уйти от абьюзера очень сложно. Терапевт говорит, что медитативные практики, какими бы серьезными они ни были, не могут гарантированно повлиять на структуру личности. Он рассказал мне о друге, практикующем буддизм вот уже сорок лет: он ездит на всевозможные ретриты, а потом возвращается с тем же пиздецом в голове. Впрочем, это не помешало терапевту извлечь пользу из собственной дзен-практики: он чувствует себя менее подавленным, более сосредоточенным и сострадательным к людям. Мое желание медитировать подобно физическому влечению. После медитации я чувствую себя собраннее. Больше мне от нее ничего и не нужно. Терапевт говорит, что медитация избавляет от «шума».

Наверное, мое чувство к буддисту можно охарактеризовать – и я говорю «наверное», потому что любое мнение кажется временным и изменчивым, – как принятие того, что шарик сдулся. Если развернуть метафору так, как я ни за что бы не позволила своим студентам: в мире полно других воздушных шаров. В пятницу вечером я иду на новогоднюю вечеринку, на следующей неделе меня ждет поездка – и я хочу сполна ими насладиться. буддист и его депрессия – противоположность (ОСТОРОЖНО: РАЗВЕРНУТАЯ МЕТАФОРА!) блестящего упругого шара, скорее камень на шее. Кажется, он перестал быть для меня важным, и, самое главное, мне не важно, важна ли ему я. Написала ему: «Понимание, что мы оба не монстры, уже кажется огромным шагом вперед, и, наверное, этого пока достаточно?»

* * *

2/1/11

Желтый Новый год

О буддисте нет никаких новостей, достойных упоминания; но даже если бы были, не уверена, что стала бы их сообщать, ведь в таком случае мне захочется включить этот пост в книгу, а редактура – такая морока, хватит с меня и того, что есть.

Редактура – то же письмо, только удовольствия никакого. Я уже сделала больше половины из восьмидесяти с лишним страниц с полуторным межстрочным интервалом, но всё еще не знаю, как мне редактировать, насколько радикальными должны быть правки. Пока что кроме редактирования отдельных фраз я объединила пару постов и добавила красочные сексуальные сцены – раз уж я решила превратить блог в книгу, стоит заманить читателя чем-то таким, что нельзя найти онлайн. Но секса не слишком много: в «Телесутрах», моем «настоящем» писательском проекте, столько разврата, что повторяться ни к чему.

Тяжело переключиться и начать строчить еще что-то, когда в тебе включился редактор, придирчиво оценивающий то, что ты уже когда-то настрочила. На Новый год мы с Кевином пошли на вечеринку к художнице Марчелле Фаустини в дом Коты Эзавы на Рашен-Хилл, где Марчелла присматривала за кошками. Там собралась модная арт-тусовка, и все разулись при входе. Куратор Джозеф дель Песко приготовил для меня коктейль из шампанского с добавлением домашнего травяного ликера. Кто-то еще поделился рюмкой аквавита. Пообещали, что мне понравится, на вкус как ржаной хлеб. Когда слышишь название «аквавит», кажется, будто это какая-то полезная шипучка, которую выпиваешь после процедуры в водолечебнице XIX века, но эта штука оказалось настолько крепкой, что с меня сползли колготки. Марчелла подавала колбаски, соте из сладкого перца, сыр, подогретые оливки, маринованные в травах, и бобы по-бразильски. Мы с Кевином спросили Марчеллу о новогодних традициях в Бразилии, где она выросла. Марчелла рассказала, что люди там кладут лавровые листья в кошелек и носят желтое нижнее белье. Потом всплеснула руками и спросила: «У кого вообще есть желтое нижнее белье?»

Первого января я положила лавровый лист в кошелек, а потом заехала в торговый центр, чтобы поискать желтые трусы. Были только одни: с желтыми кружевными розочками и розовыми вставками. Купила себе пару и надела под джинсы на ужин в тот же вечер. Не знаю, что они должны мне принести. Может быть, это просто желание ровно сидеть на жопе, обтянутой желтыми розами. Почему бы, блин, и нет – такой вот настрой.

4/1/11

Негативное пространство

После чтений Дэвида Буука в четверг молодая женщина – поэтесса – подошла к нему и сказала: «Мне очень понравилась ваша мысль о негативном пространстве». Она имела в виду совместный проект Дэвида и Джулианы Спар, восхитительно извращенный монолог от лица героини – она недавно родила, ее соски сочатся молоком, а ее растянутую дырку невозможно заполнить, сколько бы она ни ебалась. Еще она начинает торговать оружием. Под «негативным пространством» молодая поэтесса имела в виду грязную, ненасытную пизду. Все, у кого есть претензия на интеллект, – особенно женщины – чувствуют внешнюю необходимость использовать абстрактный язык, чтобы заработать уважение, одобрение. С начала восьмидесятых годов я разговариваю с женщинами о том, как отвоевать себе пространство, сохранив женскую оптику; возможно ли добиться этого и быть воспринятой всерьез? Думаю о феминистском искусстве шестидесятых: вязании крючком и вышивке. Думаю о «Семиотике кухни» (1975) Марты Рослер: это высказывание не только о тирании домашнего очага, но и о том, что кухонная утварь, как и само типично женское пространство, может стать предметом искусства.