— Я сделал подборку изданий, где писали про тебя. За последнюю неделю, — с достоинством сообщил Сэм.

— Спасибо. Жаль, что я не страдаю нарциссизмом. Хотя все равно любопытно. — Эдвард прикинул, сколько здесь в общей сложности про него написано. Внутренне он поёжился, потому что знал: половина этих изданий просто эксплуатирует его имя, и часто на имени остается еще и грязноватый след...

Внешне он ничем не выдал своих колебаний. Газеты и журналы почти правильным веером легли на стол. Немного в этот раз, не больше семи...

Как ни велика была выдержка Эдварда, но, когда он увидел логотип «ТВ ньюс», его рука дрогнула. Уже?! Ах, ну да, конечно... Хм. Что же она про меня написала?

Эдвард никогда так не волновался, открывая газету или журнал, даже когда ждал рецензии на свой первый фильм.

Глянцевые листы холодили пальцы и сладковато пахли типографской краской. Строчки прыгали перед глазами, мешались с фотографиями и броской рекламой. Эдвард вынужден был вернуться к первой странице — туда, где печатали содержание номера, — и только тогда нашел «Герой без маски: По материалам эксклюзивного интервью с Эдвардом Нешем».

Ну вот и настал момент истины. Эдвард похолодевшими пальцами, которые разом потеряли часть гибкости, полистал журнал и нашел тридцать девятую страницу. Заходилось в груди сердце. Хотелось закусить губу, но было недостойно выказывать при Сэме такие не подходящие к случаю эмоции.

Эдвард прочистил горло, будто собирался сказать что-то важное и трудное.

Но промолчал. Усилием воли он прекратил мельтешение букв перед глазами.

Заголовок — большими буквами. С фотографии смотрит он сам, только моложе года на три — хорошая фотография, он на ней улыбается краешком рта, и ярко блестят голубые глаза. Дженнифер, наверное, перерыла кучу материалов, прежде чем нашла этот снимок.

Статья была на два разворота. Еще две больших фотографии — зимний сад с ручейком и спальня. Зачем ей понадобилось вставлять сюда фото моей кровати? — усмехнулся Эдвард.

Он начал читать. И каждое слово ложилось на его сознание, как мазок на холст: сочное, яркое пятно, которое играет вместе с другими, вливается в общую картину и воссоздает образ, неповторимый и объемный.

Это было не просто интервью: вопрос-ответ-вопрос...

Это было не просто эссе: художественное рассуждение о чем-то.

Это была история его жизни, где-то рассказанная его словами, где-то — другими (ее!). Эдвард подумал, что так можно написать только про человека, которого очень хорошо знаешь. Неужели ей хватило двух встреч, чтобы заглянуть ему в самую душу, вынуть на свет ярчайшие и важнейшие эпизоды его жизни и описать их так?

Эдвард подобного никогда не читал. Он улыбнулся светло и искренне, с каким-то облегчением: молодец, девочка, создала такую мозаику — и ее опубликовали.

Он вдруг понял, что она, наверное, хотела бы стать писательницей. И могла бы, честное слово, могла бы...

Дженнифер не переврала ни одного его слова. Не упомянула ни одной неприятной истории. Не позволила себе ни одного пикантного намека. Он внезапно почувствовал тревогу, проверил — нет, и вправду ее подпись под статьей: Дженнифер Л. Кингстон.

Он поднялся и, не выпуская журнала из рук и улыбаясь своим мыслям, побрел на поиски телефона. Мысли путались, но обязательно нужно было ей что-то сказать.

У Дженнифер было занято.

Она сидела за компьютером, чувствуя, как плотная завеса отделяет ее от происходящего в редакции. Кто-то с кем-то спорит, гудит оргтехника, у кого-то слишком громко играет в колонках фоновая музычка — что-то кельтское и ненавязчивое. Стучат клавиши, шуршит бумага. На нее смотрят. Плевать. Все это — где-то далеко. Ближе, правда, нет ничего... кроме последнего выпуска «родного» журнала со статьей на тридцать девятой — сорок второй страницах.

Дженнифер теперь могла догадываться, как чувствует себя молодая мать, которая в первый раз берет на руки своего малыша, или писатель, держащий в руках свою первую книгу.

Часть ее души будто начала жить своей жизнью. И это не больно, а... счастливо.

Дженнифер вложила в эти строчки всю себя. Все, что чувствовала к Эдварду. Сейчас ей казалось, что она избрала верный Путь лечения от внезапно вспыхнувшего и неподобающего чувства. Она облекла в слова все, что в ее сердце было связано с ним.

Она ощущала себя пустой, выпитой до дна, нет, выплеснувшейся. Это было спокойное состояние, гармоничное и равновесное.

Саймон, увидев ее статью, долго молчал. Потом спросил нервно:

— Это что?

— Статья про Эдварда Неша, по материалам взятого интервью, как ты и просил...

— Деточка, ты понимаешь разницу между статьей и интервью?

— Да. — Дженнифер тогда была после бессонной ночи и семи чашек кофе, и ей показалось, что это очень подходящее состояние для подобных разговоров, потому что никакие претензии Саймона не могли пробиться сквозь слой толстой ваты, закрывающий от нее весь мир. Ей на все, на все было плевать.

— Тогда почему это не статья и не интервью, а какой-то... салат?!

— Потому что я так хотела. И ты, пожалуйста, не ругайся, пока не прочитаешь, ладно?

Дженнифер с удовлетворением подумала, что теперь ее могут даже и депортировать — не страшно. Все, что она в силах была сделать на этом месте, она сделала.

— И правда, как после такого сочинять гороскопы и утки про футболистов? — Дженнифер, сама того не заметив, задала этот вопрос вслух.

Виктория, с которой они столкнулись на узкой дорожке между столами, посмотрела на нее, как на душевнобольную.

Саймон через двадцать минут молча подошел к ее столу — сам! — и положил перед ней две странички.

— Мм... Я тут кое-что поправил. — Взгляд у него был растерянный.

Дженнифер с большим трудом нашла несколько карандашных пометок.

— Статью я приму. Хорошо получилось.

По тому, что он говорил короткими фразами, лишенными всякой цветистости, Дженнифер догадалась, что Саймон пребывает во власти небывало сильных эмоций.

— Главный редактор вряд ли меня похвалит. Если не прочитает внимательно. Но я беру ответственность на себя. И... я тебе премию выпишу.

— Вот спасибо. — Дженнифер подняла на него усталый взгляд и слабо, хотя и искренне улыбнулась.

Признаться, в глубине души она ждала, что ей позвонит Эдвард. Она не то чтобы на это рассчитывала, а так... предчувствовала. С того ночного звонка прошло немало времени, и Дженнифер сама не знала, радует это ее или же, наоборот, расстраивает. И каждый раз, когда звонил телефон — ее сотовый или редакционный, сердечко ёкало. У нее на столе телефона не было, каждый раз, когда нужно было сделать звонок, приходилось брать радиотрубку у Саймона.