Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, посмотри на меня, — голос у меня дрожал. — Ты что, с ума сошел?
Мы уже были у дома Генри. Лиам рывком остановил лошадей и наконец повернулся ко мне с лицом, которое отнюдь не выражало злость, как я думала. Он, похоже, не мог подобрать нужных слов, но все же попытался:
— Дело в том… В данной ситуации, Рейчел, нам нужно быть заодно, потому что…
Он умолк. И в этот краткий миг что-то случилось. Вспоминая тот момент, я могу сказать, что именно тогда впервые разглядела в нем того, кем он был на самом деле. Не свои представления о нем и не все те личины, которые он умел надевать, но то, что составляло подлинного Лиама, — его застенчивость, его странную харизму. С какого перепуга я так на него надавила?
— Я знаю, — сказала я. — Ты прав. Прости. Главное сейчас — приручить его, поселить в нем доверие к тебе. И ты с этим справляешься. Не стоило мне так…
Тут парадная дверь распахнулась — на пороге стоял Ричард, камердинер Генри Остена.
— Доктор Рейвенсвуд! — Вид у него был восторженный. — Малец сейчас примет ваших лошадей. Я уточню, дома ли господин. — Сияя, он скрылся в холле. Однако я сомневалась, что его господин будет рад нашему визиту; положим, врач мог бы заглянуть к нему в столь поздний час повторно, например под предлогом забытой вещи, — но я-то здесь зачем? В предвкушении неловкой ситуации меня сначала пробрал ледяной озноб, потом окатило жаром.
— Возможно, я дал ему слишком щедрые чаевые, — сказал Лиам. — Я думал, что он припадет к моей руке, когда на выходе сунул ему купюру. Неужели он простоял все это время у окна, молясь о моем возвращении? — Вопреки всему я рассмеялась. — И мелочь я ему теперь давать не смогу — он меня возненавидит.
— Это наименьшая из наших забот. Как ты объяснишься перед Генри Остеном?
— Что-нибудь придумаю.
Я могла лишь надеяться, что Генри «не будет дома», но Ричард провел нас в пустую гостиную, уверив, что господин сейчас сойдет вниз. Мы стояли возле камина, словно парочка, приведенная на расстрел. Как мне себя вести?
Лиам тихо ахнул рядом, и я подняла взгляд. В дверях показался Генри — куда желтее, чем я ожидала, в восточном баньяне — более элегантной версии халата, — накинутом поверх сорочки и брюк. Позади него стояла женщина — стройная, довольно высокая, с выбивавшимися из-под кружевного чепца завитками волос. У нее был его нос, карие глаза как у него, на лице отражалось вполне уместное недоумение. И все же я не могла поверить собственным глазам, пока Генри не вошел в комнату со словами:
— Доктор, я искренне польщен вашим вторым визитом за день — и вашим, мисс Рейвенсвуд, первым. И моя сестра, мисс Остен, выразила желание быть представленной вам…
— Почтем за честь, — сказал Лиам, шагнул вперед и протянул было руку, но затем, вспомнив, что инициатива рукопожатия должна исходить от леди, отдернул ее. — Я ваш… то есть… к вашим услугам. — Отчаянно зардевшись, он поклонился.
Джейн Остен с непроницаемым видом оглядела его и руки не предложила. Она чуть нагнула голову и посмотрела на меня. Глаза у нее были лучистые, взгляд уверенный. Мне вспомнилась встреча с Евой Фармер, и в тот миг у меня возникло то же ощущение присутствия рядом с невероятным интеллектом, мощь которого трансформировала атмосферу вокруг. Тишина затянулась, но я в конце концов все-таки пискнула:
— Как поживаете?
— Прошу, — сказала она, — садитесь. Как хорошо, что вы к нам заглянули. — Голос у нее был с хрипотцой, будто она простужена, тон — игривый, отчего даже общие фразы в ее исполнении звучали как-то особенно.
Мы с Лиамом резко сели, будто брошенные марионетки, и снова наступила тишина. Генри пришел нам на выручку:
— Сестра здесь всего несколько дней. Мне нездоровилось, и выходить я не мог — в противном случае мы навестили бы вас, мисс Рейвенсвуд, как я и обещал. Сожалею об этом досадном упущении.
Джейн Остен улыбнулась брату.
— Нет нужды извиняться. Тебя послушать, так можно решить, что люди приехали в город с одной лишь целью — познакомиться со мной. — Она с улыбкой обратила свой взор на нас. — Но таков уж Генри. Все его мысли только об одном — как бы поднять мне настроение.
— Стало быть, вы в городе недавно? — Я поморщилась от заурядности собственной реплики.
— С пятницы.
— Надеюсь, ваше путешествие прошло спокойно?
— Весьма. — Она чуть помолчала. — В глубине души иногда мечтаешь о встрече с бандитами — о какой-то встряске, чтобы было о чем вспоминать в минуты умиротворения…
— Джейн! — возмутился Генри.
Она посмотрела на него так, будто никого рядом не было. Поскольку час был уже поздний — в такое время без предупреждения просто знакомые не заявляются, — и они явно не скучали и без нас, наверстывая упущенное за месяцы разлуки, я гадала, зачем он вообще принял гостей, почему она тоже спустилась поздороваться и жалела ли теперь об этом решении. Остроумием в этой беседе мы не блистали.
— Кажется, ваш брат говорил, что вы часто бываете в городе? — спросила я.
— Стараюсь бывать как можно чаще.
Опять минута безмолвия. От Лиама проку не было: он просто сидел, закусив губу и вылупив глаза на Джейн Остен.
— Вы в Лондоне впервые, мисс Рейвенсвуд. Нравится ли вам здесь?
— Очень. Впрочем, я наслышана о красоте английской глубинки, и, признаюсь, мне не терпится повидать и ее.
— Подобное желание не требует признания, это ведь не что-то постыдное. Позвольте поинтересоваться, а что вас останавливает?
Я помедлила с ответом: она шутя угадала, что в Лондоне я исключительно ради знакомства с ней, но признать этого в открытую, разумеется, было нельзя.
— Полагаю, недостатка в средствах и свободном времени вы не испытываете?
Эти слова, похоже, вывели Лиама из транса. Вскочив с места, он заявил:
— С вашего позволения, леди, я хотел бы побеседовать с мистером Остеном наедине. Я заехал с намерением задать ему еще один вопрос касательно его здоровья и не желаю повторно злоупотреблять его гостеприимством дольше необходимого.
Генри вскинул голову.
— Не выношу ажиотаж. Мне куда лучше. И нам обязательно переходить для этого в другую комнату?
Отвлекшись на его сестру, я все это время почти не обращала внимания на Генри, но теперь рассмотрела его как следует. Несмотря на то что он был собран, гладко выбрит и в свежей одежде, вид у него был изнуренный и весьма желтушный.
— Давайте все