Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не офицерская казарма, а рекламная картинка. «Поселившись в загородном бунгало нашей фирмы, вы сделали удачное вложение денег и доказали свой практический вкус».
Или модный курорт: туда ведет шестилинейное шоссе, а по пляжу разгуливают длинноногие стервы — если на них и надето что-нибудь, то видимое разве только в микроскоп.
Этот кретин, полковник Джеррис, много распространялся насчет Уэстли-Пойнта. «Наши храбрые парни должны чувствовать себя как дома!»
Конфетная идиллия, рыженькие флажочки настурций. Закрой веки — и снова свет, яркий, как удар по глазному яблоку, и снова рев, пронзающий бетон, как игла — бумагу; он пробивает насквозь твой череп и высверливает остатки мозгов, тебя трясет, как десять святых Виттов, а сигнальная лампочка подмигивает нахально: «Не трусь, старина, это еще не конец...»
Когда их всех сюда привезли, тут были только сиреневые холмы, желтый песок, синее море. И растрепанные тени растрепанных пальм.
Теперь — песочек на побережье причесан граблями. И пальмы как будто не те: быть может, те выкопали и воткнули поролоновые? А там, за холмами... Первобытный хаос выглядел отрадней. И потом, из него еще можно было что-то сотворить.
...Внимание! Те же и Сэм Брэдли. Попадаются порой вполне приемлемые типы и среди сержантов, и среди рядовых. Но только не здесь...
Сэм — любитель родео в Коди. Из тех, кто орет и хлопает себя по ляжкам, когда ковбой вылетает из седла. Но хуже всего — его идиотский жаргон, подхваченный у кого-то из ветеранов. Он считает своим долгом обозвать банку сгущенки «бронированной коровой», а взбучку от командира «ракетой в бок». В такие минуты он кажется себе похожим на фронтовика.
— Ну, в чем дело, сержант Брэдли, только покороче!
— Добрый день, сэр, я... я решил сказать вам насчет этого куста.
— Какого там к черту куста?!
— Кустарник старого Дика — так мы его зовем.
— Сколько раз я приказывал вам говорить на нормальном человеческом языке! Что я могу понять в вашей дьявольской тарабарщине?
— Я... я не знаю, как иначе сказать... Старый Дик — по-нашему дьявол. Так это будет дьявольский кустарник, сэр!
Гордон Вестон в изнеможении потер виски ладонями. Из этого Брэдли глупость хлещет фонтаном, — когда такая жара, с ним просто невозможно столковаться.
— Вы можете рассказать вразумительно, сержант?
— Я постараюсь, сэр... За во-о-н теми холмами валяются обломки «Наблюдателя-3», — помните, он сморкнулся через восемь секунд после запуска? Так вот, все заросло каким-то кустарником. Наши ребята натолкнулись на него случайно. С ним неладно, сэр. Пожирает маленьких птичек и норовит вцепиться тебе в руку, а шипы у него, как тигриные когти. И потом — чересчур быстро растет. Я-то сам не видел, но говорили верные ребята.
— Они вас разыгрывали, сержант...
Сэм засиял, как луна:
— Не из тех я, с кем можно шутить, и ребята это знают, сэр... Надо бы взглянуть на такое диво?
Должно быть, дереву легче втолковать что-нибудь, чем такому вот Брэдли.
— Вы хотите, чтобы я пошел с вами?
— Ударили в гвоздь, сэр! То есть, я хотел сказать, что именно этого я и хотел. Лучше, если вы разберетесь, в чем там дело.
Сэм прилипчив, как пластырь. И потом — надо же доконать день.
Гордон Вестон встал, кресло чвакнуло облегченно.
— Хорошо. Идем к вашему дьявольскому кустарнику. И если это самая заурядная колючая дрянь, вы сядете в нее задом — ладно, Сэм?
Трава выгорела, как только началась жара. Вблизи поверхность холма наводит на мысль о небритом подбородке и сизой щетине. Один холм похож на другой, как лондонские клерки; дорога достаточно длинна, чтобы почувствовать себя круглым ослом — кто ж иной согласился бы в такую жару совершить научную экспедицию вкупе с Сэмом Брэдли.
...За второй грядой холмов — оно.
Сначала стальные купола, торчащие из земли, точно закопанные по маковку лысые великаны. Дальше — трубы перископов. За ними — нечто, напоминающее модернистскую скульптуру индустриального толка; от путаницы проводов, труб и трубок, разноцветных панелей, трапов, помостов с перильцами — тебя поначалу мутит. Впрочем, и привыкнуть к этому трудновато.
Сейчас оно молчит.
Там внутри, под стальными черепами, замерли стрелки приборов — далеко от красной черты, погасли разноцветные лампочки, холодно поблескивают глазки кнопок. А завтра... «Уэстли-Пойнт — надежда свободного мира! Испытания нового вида оружия, превосходящего по разрушительной силе все мыслимое до сих пор, прошли успешно!» Посадить бы одного из этих молодчиков-писак вон на тот холм, когда оно заговорит...
— Кошачье пиво? Что за вздор, сержант?
— Молоко, сэр. Мы так называем молоко. Майор Римсби жить без него не может. Он приказал доставить сюда козу. Мои ребята животики надорвали, когда услышали: коза в Уэстли-Пойнте! А теперь у нее козленок, сэр. Кидди, ну и бедовый же малыш!
— Разумеется. Там, где дьявол, там и козел. Но где же ваш пресловутый кустарник, Сэм?
— Думаю, что за той скалистой грядой. Приметное место, иначе бы его и не найти.
...Ну да, это одно из таких мест, куда валились обломки. Земля, черная как уголь, кое-где оплавленная и отблескивающая темным стеклом, и на ней — скрюченное той невероятной силой железо. Однако откуда на черном — зеленая полоска? Даже не зеленая — она вроде того изумрудного пластика, которым по воле Джерриса изуродовали столбы на веранде.
— Это он и есть, сэр. Кустарник старого Дика, так мне его описывали.
Черт возьми, кажется, действительно что-то небывалое. Во всяком случае, достойное внимания. Если бы понимать в ботанике хоть каплю!
В классе Гордон Вестон по математике шел вторым, а по естественным наукам — пятнадцатым; все его сведения об экзотических растениях были почерпнуты в крохотной, словно аквариум, оранжерейке его матери. Там в горшочках разевали бархатные пасти две-три глоксинии; покачивались, подвешенные к потолку, фарфоровые подносики с орхидеями — каттлеями, кажется; цветы их были как сиреневые гофрированные бабочки, балансирующие на изящных стеблях. Вот и все диковины; в жизни не доводилось ему встречать зелень такой безумной яркости — каждый лист казался каплей изумрудного света и резко контрастировал с шоколадно-лиловым оттенком бесконечно ветвящихся стволиков.
Растение было красиво, никаких шипов Вестон не разглядел даже вблизи. Он протянул руку — сломить веточку, но Брэдли почтительно попридержал за рукав; лунообразная его физиономия не то чтобы побледнела, но стала менее
