Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Осторожно, сэр! Я ведь сказал вам, что с этим кустарником шутки плохи!
— Вздор, Сэм! Вы что, верите дурацким россказням о растении, пожирающем птичек?
— А вон, глядите — перья. Это все, что остается. Птица садится на ветку и — хап! Куст втыкает в нее свои шипы и высасывает быстрей, чем завсегдатай бара — бокал «Мартини». Ребята видели эту штуку своими глазами.
В сплетении причудливо ветвящихся стволов торчал пучок сереньких перьев. Вестон наклонился поглядеть: это была целая шкурка, и даже с лапками, — тонюсенькие коготки поджаты беспомощно.
— Это настоящий дьявольский кустарник, не какой-нибудь суррогат, — бубнил под ухом Сэм. — Он пожирает все, что не железо и не земля. Да вот, посмотрите...
Выйдя за черту выжженной земли, сержант разыскал в зарослях сохнущей сизой травы пучок посвежее, вырвал с корнем, размахнулся: «Ап!»
Трава упала в груду маслянисто просвечивающей зелени.
То, что произошло дальше, было похоже на четкую и безжалостную работу какого-нибудь автомата. Ветви неведомого кустарника зашевелились, как под ветром. Каждый из ярких листьев вмиг, словно флажок на древко, намотался на какую-то незаметную прежде ось и превратился в шоколадно-лиловый шип; все веточки и острия бурно подтягивались друг к другу, соединялись, переплетались и, наконец, сомкнулись, совершенно скрыв от глаз тонкие сизые стебли. Минута — и плотное это сплетение с легким щелчком рассыпалось, зелеными огоньками вспыхнули листья, исчезли шипы. Наземь упал комочек серой трухи.
Вестон нажал двумя пальцами на виски, помотал головой. Может, ничего не было? Он с надеждой взглянул на Сэма. Лицо сержанта светилось безмятежным довольством.
— Старина Дик перемолол траву, сэр, и выкинул остаток. Именно так и рассказывали ребята. Верные, настоящие парни, сэр, им легче выбросить доллар кошке под хвост, чем соврать. У меня они все такие.
...Помнится, на болотах попадается травка, липкая дрянь, — засасывает и переваривает мух. Как-то раз пресса подняла визг о дереве-людоеде с острова Мадагаскар. Трехдюймовые шапки, первые страницы. А на последних набрано петитом мало приятное для авторитета правительства сообщение...
Но ведь он видел. Это глупо, как факт. И, как факт, неодолимо.
Вестон поднялся на взлобье холма. Все как на ладони: шоколадно-зеленая мозаика почти прикрыла обломки «Наблюдателя-3», длинными мысиками заросли расползались в разные стороны. Как будто в исковерканной стали затаился осьминог и медленно протягивает зеленые щупальца, полные прозрачного яда.
Что-то необычайное, зловещее было в этой ослепляюще яркой зелени на глухой черноте.
Озноб свел спину. Вестон догадался — что именно.
Оно росло... на этой земле!
Сэм неторопливо вытер платком вспотевший лоб, указал толстым пальцем на обломки «Наблюдателя-3».
— Говорят, что эта штука сморкнулась оземь не просто так.
— Майор Римсби был в комиссии, сэр. В ней было немало высоких шляп — то есть начальства, простите. Они долго бурчали меж собой и решили, что железку прошиб какой-то небесный камень. Держу тысячу против одного, что вы знаете, как они называются, сэр. Такое длинное, заковыристое слово.
— Метеорит?
— Ударили в самую шляпку гвоздя, сэр!
Гордон Вестон листал журналы, подшивки газет — все, что нашлось в этой паршивой дыре, именуемой библиотекой.
Итак, 30 августа 1955 года в штате Висконсин брякнулся с неба трехкилограммовый обломок льда. Какой-то дотошный фермерский сынок растопил его и воду направил ученым. Вода оказалась щелочной, со следами присутствия хлора, циана, аммиака, — такого не бывает при таянии обычного града. Обломок был признан ледяным метеоритом, возможно, осколком кометы.
Метеориты изучали русские. Академик Полканов, профессор Герлинг нашли в них аргон и неон того же изотопного состава, что и на земле. Мельвин Кальвин, биохимик, штат Калифорния, отыскал в некоторых образчиках метеоритов следы сложных органических молекул гетероциклического типа. На земле подобные встречаются как вкрапления в ядрышках, входящих в состав химической структуры хромосом...
Снова и снова: един химический состав вещества Вселенной. Всюду — закваска жизни. Праоснова ее.
Больше того. Клаус из Нью-Йорка и Нейси из Фордгема нашли в метеоритах, состоящих из угольного хондрита, остатки микроорганизмов, принесенных из космоса. Не похожих ни на что земное.
И разве не мог один из метеоритов...
Вестон откинулся в кресле. Кровь ударила в лицо, запульсировала бешено в виске.
Пришелец из чуждого мира! И все объясняется.
Кусок железа, летящий из невообразимой дали Вселенной, несет на себе семена или споры или что иное, — дремлющий зародыш жизни. У него один шанс из миллиарда — и все же он сталкивается с «Наблюдателем». И вот мельчайшие частицы, стойко хранящие жизнь, упорную, непобедимую, — здесь, на земле. Лучи незнакомого светила, быть может, жарче, мощнее, чем прежнее, пробуждают спящее нечто. И оно развивается — бурно, неукротимо, жадно. Что ему сожженная, перемолотая взрывами почва, в которой не могло бы прорасти изнеженное семя земного растения. Ему все годится, оно готово из чего попало строить свои клетки, оно питает свой неутолимый голод за счет растений, животных чуждого мира, осваивает чужеродные белки и строит из них себя, утверждает себя, трепетно, хищно, победно...
Но ведь это же — самое грандиозное открытие двадцатого века!
Века? Чепуха!
Это — самое удивительное, что случилось с тех пор, как род человеческий осознал себя!
Вестон почувствовал в голове уносящую куда-то легкость, все плыло перед глазами, оцепенели мускулы, словно он ступил на самый край привычного мира и космическая бездна открылась ему — полная ослепительного мрака и сумрачно пылающих светил...
— Извините, сэр: я вас потревожил, но майор Римсби не мог пожертвовать послеобеденным сном, а сюда летит какая-то сбивалка для яиц, — выговорив одним духом такую длинную фразу, Сэм заулыбался, весьма довольный собой.
Кто же тут сумасшедший, из двоих? Сбивалка для яиц?
— Повторите, сержант, я как-то не уловил...
— Я хотел сказать... На вертолете прибывает какая-то высокая шляпа. Было бы неплохо, если б кто-нибудь ее встретил — из офицеров, сэр...
Ощущение было такое, будто тебе в душу вломились прямо в сапогах; Вестон едва удержался, чтоб не испробовать на лунообразной физиономии свой знаменитый апперкот.
Жужжанье вертолета привело его в чувство. В конце концов парень только исполнял свои обязанности.
— Прекратите жевать резинку, сержант!
— Это — соленый арахис, сэр!..
О господи!
Вестон надел фуражку. Хуже всего, если пожаловал сам полковник Джеррис. Этот идиот с водянистыми глазами полагает, что если старый Джеймс Вестон был в оные времена его однокашником, то в разговоре с его сыном необходим интимно-покровительственный тон. И обмен семейными новостями!
А вот доложить бы ему с невозмутимым видом: «На испытательном