– Потому, что надоело с тобой нянькаться. Продолжай пить дальше. Но денег от меня более не получишь и твои картёжные долги оплачивать я не намерен. И матери прикажу, что бы не давала тебе ни гроша!

– Дайте мне шанс, отец! – взмолился Владимир, понимая, что ситуация безвыходная и отец не шутит.

– И не подумаю! – отрезал тот. – И прочь с моих глаз! Собирайся и выметайся из моего дома, тебе здесь не место. Мать поплачет и успокоится, ничего переживёт.

* * *

Почти неделю провела Варвара в одной камере с двумя воровками, убийцей мужа и мошенницей. Они наперебой рассказывали свои истории. Варвара слушала их внимательно, но сама предпочитала помалкивать, но когда настала её очередь поведать сокамерницам душещипательную историю, она сказала:

– Оклеветал меня сын барина, часы золотые подбросил…

– Да-а-а, – сочувственно потянули женщины.

– Им всё можно, жирные свиньи, – заметила мошенница. – Трясти их надобно, чтобы деньги как перья из подушки летели. Эх, жаль, опять отправят в Сибирь. Но ничего и там приспособлюсь. Главное – верить в то, что говоришь, и остальные будут думать, что это – правда.

Варвара печально улыбнулась и свернулась калачиком на скрипучей провисшей койке.

– Не печалься, – попыталась ободрить её мошенница. – Ты – красива, мужики таких любят, хоть в Москве, хоть на каторге.

– Я не хочу на каторгу, – еле слышно сказала Варя и тихонько всхлипнула. – Я боюсь…

– Ничего, я первый раз тоже боялась, – ободрила мошенница. – Мне, почитай, семнадцать годков было, когда замели меня с моим напарником. Ему дали пять лет, а мне – три года. Я на суде всё отрицала, говорила, мол, не ведаю чего он делал – не грамотная я, премудростям не обученная. Вот он меня и использовал в своих целях.

– Это каких?

– Да векселя он подделывал искусно. Художником был, неудачником. А как познакомились мы с ним, словно голову потерял: всё, говорит, к ногам твоим брошу. Дурачок, а чего бросать-то было? Нечего… Кисточки, али краски свои? Да и только. Вот и родилась у меня мысль рисовать ассигнации, это он уж про векселя придумал. Делал он их точь-в-точь как настоящие, только опытный банкир определит. Я же одевалась понаряднее и шла в какой-нибудь небольшой банк, перед закрытием, часов в семь вечера. Суммы на векселях были небольшие, потому выдавали их мне быстро, без подозрений. Да только заигрались мы слишком, страх потеряли – вот и поплатились…

– Так ты ж рассказывала вчера: опять тебя на векселях взяли! – удивилась Варя.

– Да, на них. Чего умею, то и делаю. Помнишь, я говорила, что сама уже художника нашла, умирал он с голодухи-то… Теперь дадут лет пять, не меньше, а то и все восемь, и запретят проживать в крупных городах.

Варя опять всхлипнула: ей стало жаль сокамерницу, себя, да и вообще всех женщин в тюрьме.

Неожиданно тяжёлая дверь камеры заскрипела и отварилась, на пороге стояла мордастая надзирательница:

– Зиновьева! На выход!

Варя обмерла: как уже в Сибирь? Мошенница, стараясь ободрить товарку по несчастью, похлопала её по плечу:

– Иди, с Богом. Может, пришёл кто к тебе.

– Некому…

Надзирательница вела Варю по длинному коридору, навевающему на неё животный страх, из-за царившего в нём полумрака и старых облезлых давно некрашеных стен. Они остановились около небольшой двери, надзирательница открыла её, и подтолкнула заключённую в спину, та перешагнула через порог и очутилась в небольшой комнате со столом и несколькими стульями.

«Комната свиданий, – догадалась Варя. – А я уж подумала…»

– Садись, – грубо указала надзирательница на деревянный табурет, и разместилась сама напротив.

– Позвольте спросить, – пролепетала Варя.

– Сиди и жди, – оборвала её тюремщица. – Всему своё время.

Через несколько минут в комнату вошёл элегантный мужчина, держащий в руках модную шляпу, он слегка поклонился надзирательнице.

– У вас пятнадцать минут, сударь, – заметила та.

– Благодарю вас, мадам, этого вполне достаточно.

Варя встрепенулась, сквозь пелену слёз, она увидела Владимира Назарова, своего обидчика. Первым её порывом было: впиться ему в рожу и расцарапать её, словно кошке. Но вместо этого она разрыдалась пуще прежнего.

Тот же вынул из кармана сюртука надушенный платок и протянул несчастной:

– Утри слёзы, фроляйн Варвара. Они испортят твоё милое личико.

Варя вытерла глаза и высморкалась в батистовый платок.

– Теперь к делу: я отозвал своё заявление, обвинение с тебя снято.

Девушка сначала даже не поняла, что сказал Владимир, она как-то растерянно посмотрела на него и икнула. Визитёр засмеялся.

– Удивительная реакция на мою благодетельность – икота. Что ж о благодарности поговорим потом. Сейчас тебя отведут в камеру, и ты соберёшь свои пожитки. Я жду в экипаже на улице. И не вздумай бежать! Как ты уже поняла: со мной не шутят.

Варя послушно кивнула.

Экипаж долго колесил по московским переулкам, наконец, достигнув Воздвиженки, остановился. Всю дорогу Владимир молчал, Варя же не решалась ничего спрашивать.

– Приехали, выходим, – распорядился Владимир.

Варя открыла дверцу экипажа, и спустилась на мостовую около небольшого невзрачного двухэтажного дома. Владимир направился к двери, девушке ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Они поднялись на второй этаж, Владимир извлёк из кармана пальто ключ и открыл дверь квартиры.

Его новое жилище оказалось весьма скромным, можно даже сказать бедным. Варя попыталась спросить:

– Вы теперь здесь живёте?

Владимир мгновенно пришёл в ярость, и влепил девушке пощёчину.

– Спрашивать буду только я. Ты же – подчиняться моим желаниям. Если не устраивает, отправишься снова в тюрьму.

Варя расплакалась, держась рукой за левую пылающую от удара щёку.

– Комната в квартире одна. Твоё место – на кухне, на сундуке. И запомни – я могу сделать с тобой всё, что захочу. А сейчас, я хочу, чтобы ты разделась до гола.

Варя вздрогнула, но подчинилась, расстегнув жакетку и сбросив её прямо на пол.

– Пошевеливайся, – скомандовал Владимир. – От твоей расторопности и умения зависит: насколько сносным будет твоё пребывание в этой квартире.

Владимир был груб и отвратителен, Варе казалось, что он намеренно причиняет ей боль и это доставляет ему удовольствие.

После достижения сексуального удовлетворения, он спихнул её с кровати:

– Отправляйся на кухню. Мне надо подумать.

Девушка подобрала свои вещи, разбросанные по полу, и послушно удалилась. В это момент ей казалось, что лучше бы она отправилась на каторгу, в Сибирь.