– Она поправится, Гарри. Кровь больше не идет. То-то мисс Хани обрадуется. Идем, Гарри, едем все ко мне и порадуем мисс Хани. Она заслужила добрую весть.

– Лучше я сначала отвезу девочек в школу, а потом поедем к тебе.

– Нет-нет, – растроганно сказал дядя Габриэл, – пускай она поглядит на твоих дочек. Она будет в восторге, Гарри. Возьмем их с собой.

– Нас повезут смотреть еще одну лошадку? – шепотом на ухо спросила Миранда сестру.

– Глупая, – сказала Мария. – Это вторая жена дяди Габриэла.

– Давай возьмем извозчика, Гарри, и повезем твоих малышек к мисс Хани, – сказал дядя Габриэл. – Развеселим ее. Обе вместе они очень похожи на Эми, право слово. Пускай мисс Хани на них поглядит. Она всегда любила нашу семью, Гарри, хотя, по правде сказать, не такая она женщина, чтоб выражать свои чувства.

Мария и Миранда сели лицом к кучеру, а дядя Габриэл втиснулся напротив, рядом с их отцом. От его дыхания сразу запахло кислым и душным. С виду он был жалкий, несчастный. Галстук повязан криво, рубашка мятая.

– Вы сейчас познакомитесь со второй женой дяди Габриэла, девочки, – сказал отец, будто до сих пор они ничего не слыхали, потом обратился к Габриэлу: – А как она теперь, твоя жена? Я ее, наверно, уже лет двадцать не видел.

– По правде сказать, она все хмурится, – сказал дядя Габриэл. – Она уже много лет все хмурится, и никак ее не развеселишь. Если помнишь, Гарри, она всегда была равнодушна к лошадям, уже сколько мы женаты, а она и трех раз даже близко к ипподрому не подошла. Как вспомню, Эми ни за что на свете не пропустила бы скачки… Хани ни капельки не похожа на Эми, совсем другого сорта женщина. На свой лад превосходная женщина, Гарри, но не выносит никаких перемен и переездов и только и живет что нашим мальчиком.

– А где сейчас Гейб? – спросил отец.

– Кончает колледж, – ответил дядя Габриэл. – Он умница, но весь в мать, прямо до жути. Прямо до жути. – Это прозвучало очень печально. – Ей тошно жить с ним врозь. Одного ей хочется – сидеть в том же городе, где он, и ждать, пока он не закончит ученье. Ну, мне, конечно, жалко, что нельзя сделать, как ей хочется, но Боже милостивый… А эта последняя полоса невезенья чуть ее не доконала. Надеюсь, ты сумеешь немного ее развеселить, Гарри, ей это вот как нужно.

Девочки смотрели по сторонам, улицы, по которым они ехали, становились все скучней, бесцветней и уже, а белые прохожие на них выглядели все более убого, наконец их сменили разряженные негры, а потом и убого одетые негры, и еще не скоро коляска остановилась на Елисейских Полях перед унылой маленькой гостиницей. Отец помог девочкам сойти, велел извозчику ждать, и они пошли за дядей Габриэлом через грязный, пахнущий сыростью внутренний двор и дальше в длинный, освещенный газовыми рожками, ужасно вонючий коридор – Миранда не могла разобрать, чем там пахнет, но даже во рту стало горько, – и поднялись по длинной лестнице, дорожка на ней была истерта до дыр. Дядя Габриэл без предупреждения распахнул какую-то дверь.

– Входите, – сказал он, – вот мы и дома.

Со скрипучего кресла-качалки порывисто встала высокая бледная женщина с тусклыми, соломенного цвета волосами и красными веками. На ней была блузка в белую и синюю полоску и черная юбка из какой-то жесткой блестящей материи, все строгое, чопорное. При виде посетителей она подняла большие узловатые руки, проверяя, аккуратны ли волосы, гладко зачесанные со лба и уложенные à la pompadour.

– Хани, – оживленно, наигранно весело заговорил дядя Габриэл, – угадай, кто к тебе пришел! – И он неуклюже обнял жену. Она в упор посмотрела на вошедших, выражение ее лица не изменилось. – Это Гарри, брат Эми, ты ведь его помнишь?

– Да, конечно, – она протянула руку дощечкой. – Конечно, я вас помню, Гарри.

Однако она не улыбнулась.

– А это Эмины племяшки.

Дядя Габриэл подвел к ней девочек. Мисс Хани взялась за нерешительно протянутые руки и мигом их выпустила.

– Мы принесли тебе добрые вести, – продолжал дядя Габриэл, пытаясь разрядить неловкое молчание. – Мисс Люси нынче разогналась и показала себя, Хани. Выше голову, старушка, мы опять разбогатели.

Мисс Хани обратила к гостям длинную тоскливую физиономию.

– Садитесь, – вымолвила она с тяжелым вздохом, села сама и показала им на разномастные шаткие стулья. В комнате стояла еще широкая, вся в буграх кровать, застланная сероватым покрывалом – когда-то оно было белое, – и умывальник с мраморной доской; на двух окошках натянуты на тесемках дешевые кружевные занавески, тоже сероватые; в небольшой изразцовой печи отверстие для дымохода, у стены небрежно приткнуты два чемодана, словно кто-то сюда только что въехал или с минуты на минуту отсюда выедет. Все убого, тускло, аккуратно и голо, ни единой мелочи не на месте.

– Завтра же мы переезжаем в Сент-Чарлз, – сообщил дядя Габриэл сразу и жене, и Гарри. – Собери свои лучшие платья, Хани, худая пора миновала.

Мисс Хани поджала губы, скрестила руки на груди, слегка откинулась в качалке.

– Мне уже приходилось жить в Сент-Чарлзе и приходилось жить здесь, и уж больше я с места не двинусь, благодарю покорно, – сухо, с нажимом ответила она. – Чем возвращаться сюда через три месяца, предпочитаю остаться. Я уже привыкла, здесь я дома, – договорила она, бросив беглый взгляд на Гарри; в блеклых глазах ее вспыхнул недобрый огонек, она так плотно сжала губы, что их обвело белой чертой.

Девочкам было до отчаяния неловко, они старательно отводили глаза. Бабушка уверяла, что не видывала на своем веку детей, которым так трудно что-либо втолковать, как дочкам Гарри; однако один урок, хоть и преподанный косвенно, они усвоили прочно: приличные люди не ссорятся перед посторонними. Семейные ссоры священны, их ведут скрытно, яростным свистящим шепотом, придушенным отрывистым бормотаньем, негромко ворча. А если уж вопят и топают ногами, так непременно за наглухо закрытыми дверями и окнами. Вторая жена дяди Габриэла взбешена, того и гляди набросится на него, а он сидит, как собака, на которую замахиваются плетью.

«Она ненавидит и презирает всех нас и притом боится, вдруг мы этого не поймем, – холодно подумала Миранда. – Напрасно беспокоится, мы это с первой минуты поняли». Хоть бы скорей отсюда уйти, но отец не двигается с места, хотя лицо у него стало такое – есть на что посмотреть. Видно, никак не придумает, что бы сказать приятное. Мария, сама не зная почему, чувствовала себя виноватой и наскоро соображала про себя: «Да ведь она вторая жена дяди Габриэла, только и всего, а дядя Габриэл был раньше женат на тете Эми, только и всего, так, слава богу, никакая она нам