Аксель улыбнулся, когда понял, в чем смысл.

— Готова к походу?

Лея посмотрела на меня и пожала плечами.

— Считаю, что согласна, — сказал я.

Это была предпоследняя суббота месяца, что означало, что Оливер вернется через два дня. Меня не покидало ощущение, что нужно пользоваться каждой минутой. Мы вышли из дома молча. Я нес рюкзак с парой сэндвичей и термосом с кофе. Мы прошли около двух километров по каменистой тропе, которая вела в город. Зашли поздороваться с моим братом в кафе, когда проходили мимо.

— Куда направляетесь? — спросил Джастин.

— В поход, как дети, — ответила Лея.

Казалось, он удивился тому, что она шутит, и даже напрягся, но потом протянул ей чизкейк.

— Чтобы восстановить силы, — бодро пояснил он.

— Я уже приготовил ланч, — пожаловался я. — Эх, что со мной такое?

Удовлетворение промелькнуло в глазах Джастина. Он облокотился на барную стойку.

— Попроси у меня. И вежливо.

— Чтоб тебя, — я сел на барный стул и отобрал вилку у Леи, а затем отломил кусок торта и отправил в рот.

Лея возмутилась, но затем рассмеялась, пока мой брат внимательно наблюдал за ней.

Я заглянул на кухню, чтобы поздороваться с родителями, а потом мы продолжили путь. На улицах Байрон-Бея с его кирпичными и деревянными низкими строениями катались на скейтах дети, люди возвращались с пляжа с досками под мышками после утреннего серфинга в Fisherman’s Lookout. Мы миновали лавку ароматерапии и разноцветный фургончик хиппи с высказыванием Джона Леннона: «Все становится понятнее, когда ты влюблен». Мы направились по тропе к мысу Байрон, самой восточной точке Австралии.

— Сбавь скорость, — сказал я Лее.

Лея держалась поблизости, пока мы взбирались по откосу тропы, ступени которой были засыпаны землей. Крайняя точка мыса представляла собой зеленый травяной ковер, контрастировавший с голубым морем. Мы молча обогнули утес. В воздухе витало спокойствие.

— Ты тут? — спросил я.

— Тут?

— Да, по-настоящему тут, в моменте. Перестань думать и просто наслаждайся дорогой, видами, тем, что нас окружает. Знаешь, что со мной случилось однажды в Брисбене? Я проходил практику в компании, офис которой находился в двадцати минутах ходьбы от моей квартиры, и я каждый день шагал по одной и той же пешеходной улице. Не знаю, может, из-за того, что я в этой жизни думаю только о себе, а может, потому, что я думал только о том, чтобы добраться до работы, как о единственной цели, или не знаю, почему еще, но я два месяца ходил одной и той же дорогой, когда вдруг заметил граффити на стене. Я видел этот рисунок раньше, клянусь, краем глаза или как-то так, но, когда ты смотришь на что-то вскользь, ты не обращаешь на это внимания. Тем утром я внезапно остановился, просто так, и рассмотрел граффити. Ветви дерева простирались в разные стороны, и на каждой висел определенный предмет: сердце, слеза, световая сфера, перо… Я простоял там столько, что опоздал на работу. Я столько раз проходил мимо этой стены, мимо этого рисунка, который меня заворожил, и ни разу не останавливался. И я понял, что проблема не в окружающем мире, а в том, как мы на него смотрим. Перспектива, Лея. Думаю, все дело в ней.

Она ничего не сказала, но я читал ее мысли и видел, как она ловит каждое слово.

Мы продолжили взбираться на мыс Байрон, обращая внимание на каждый свой шаг. Это знакомое место: я много раз там гулял, встречал рассвет, но каждый раз отличался от предыдущих. Этот — потому что Лея была рядом со мной и задумчиво смотрела на волны, шумящие слева от нас.

Спустя полчаса мы добрались до маяка, который поднимался на сто метров над уровнем моря. Мы остались там ненадолго, любуясь окрестностями, а потом решили прогуляться еще немного по тропе вдоль обрыва. Мы остановились посмотреть на стадо диких коз.

— Я умираю от жажды, — сказала Лея, присев.

— Держи. Попей.

Я протянул ей бутылку воды и сел рядом с ней. Когда большая волна разбивалась о скалы, вода заходила в бухту и достигала наших ног.

— Перекусим тут? — спросила она.

— Почему бы и нет? — Я достал сэндвичи из рюкзака.

— Знаешь, я думаю, ты прав. Иногда мы не так смотрим на вещи. Я раньше так делала, когда рисовала. Я не могла не подмечать детали, ну ты понимаешь, тон, форму, текстуру. Мне нравилось это видеть, поглощать, помещать внутрь себя.

Я посмотрел на нее, на плавный контур лица, на выпирающие скулы, изгиб губ и вздернутый носик. В солнечном свете ее кожа становилась золотистой и казалась невероятно мягкой.

— Все равно мы не можем делать это все время. Это мгновения, — добавил я.

— Думаю, да, — она откусила сэндвич.

Я уже доел свой бутерброд, поэтому снял кроссовки и поудобнее лег на камне. Ни единого облака, легкий ветерок. Если это не означало счастье, спокойствие и жизнь, то уже ничего не могло показаться мне реальным. Я закрыл глаза и понял, что Лея тоже сменила позу и легла. Я не знаю, сколько времени мы провели так, десять минут или целый час, но это было прекрасно. Я дышал полной грудью.

— Аксель, спасибо за это. За все.

Я открыл глаза и посмотрел на Лею. Мы так близко друг к другу, нас отделяют только ее спутанные волосы.

— Не благодари. Мы команда, помнишь?

— Я думала, ты назвал это племенем. С назначенным вождем.

— Это одно и то же, — засмеялся я, поднял руку и, уже с серьезным видом, дотронулся до ее плеча, чтобы привлечь внимание. Она резко отодвинулась.

— Эй, ты помнишь, о чем мы говорили в первый день этого месяца?

— Да, помню.

— Уже скоро он кончится, и я снова задам тебе тот же самый вопрос, который задал в начале. Ты готова?

Она покачала головой, и я едва сдержался, чтобы не обнять ее. Я хотел защитить Лею от ее мыслей, таких болезненных, таких дурацких. Я продолжил, несмотря на молчаливую мольбу:

— Ты хочешь снова быть счастливой? Со