всеми последствиями? Принять то, что произошло, оставить позади, улыбаться каждое утро, когда встаешь с кровати, не чувствуя вины за то, что делаешь это, а они погибли. Посмотри на меня, Лея.

Она посмотрела. Сверлила меня глазами и медленно кивала в знак согласия. Меня просто раздувало от гордости.

38 Лея

Я отвела от него взгляд, неспособная выдержать его.

По моему телу побежали мурашки. Мурашки под именем Аксель, я слишком хорошо знала это чувство: столько лет, столько моментов… Я глубоко вздохнула и сказала себе: «Ты можешь это контролировать, можешь». Я резко вскочила.

Хотела ли я быть счастливой? Часть меня — да, хотела.

Я посмотрела вокруг. Мы как будто оказались на вершине мира, под полуденным солнцем. Мыс напоминал хвост зеленого дракона, расположившегося на берегу Тихого океана, среди сахарного тростника и макадамий. Я обратила внимание на бирюзовый цвет воды, крутые скалы, на форму редких облаков…

— Лея! Аккуратно! — заорал Аксель, но я не успела среагировать, и гигантская волна накрыла меня с головы до пят. — Все хорошо?

— Ты смеешься? — простонала я.

— Блин… да. — Он захохотал еще громче.

— Да ты просто!.. Ты!.. — Слова застряли у меня в горле, пока я выжимала рубашку и отходила от края утеса.

— Обалденный? — Аксель шел за мной. — Потрясающий? Самый лучший?

— Заткнись уже! — Я пихнула его улыбаясь.

— Э, не трогай меня, а то не всем нравится купаться в такой час.

Его идеальная улыбка, которая столько раз появлялась на губах в форме убывающего месяца, яркий блеск темно-голубых глаз, словно глубокое море, как грозовое небо…

Я затряслась, но не от холода, а из-за Акселя.

Из-за того, что он всегда для меня значил, из-за воспоминаний.

39 Лея

Платоническая любовь всегда такая. Она остается с тобой навсегда. Проходят годы, ты забываешь поцелуи, ласки, расплываются лица, но ты все помнишь улыбку того парня, такого особенного для тебя. Иногда я думала, что ощущаю так только потому, что эта любовь платоническая, что она никогда не станет реальной, как подвисший в воздухе вопрос: «Интересно, как он целуется?» Много лет назад перед сном я представляла это. В моей голове поцелуи Акселя были теплыми, обволакивающими, настойчивыми, как и он сам. Как каждый его жест, его способность бесшумно передвигаться, его беспокойный и полный невысказанных слов взгляд, его спокойное, четко очерченное лицо…

Я спрашивала себя, видели ли все остальные его так же. Все эти девушки, которые оборачивались посмотреть на него, — замечали ли они, что он особенный? Каким он может быть прямым и жестким, несмотря на расслабленный вид, как ему страшно держать кисть в руке, если ему не сказали, что конкретно нужно рисовать…

Почему так сложно забыть любовь, даже если она никогда не была настоящей, не существовала?

Наверное, потому, что для моего сердца… она была такой.

40 Аксель

— Еще по одной? Я угощаю.

Оливер прикусил язык.

— Мне не стоит столько пить.

— «Не стоит, неприлично, у меня сломался ноготь». Что произошло с моим лучшим другом? Давай, насладимся ночью.

— Нужно позвонить ей, спросить, есть ли у нее ключи.

— Ок, сделай это и закроем тему раз и навсегда.

Мой друг встал из-за деревянного стола, выкрашенного красной краской. Он отошел недалеко, чтобы поговорить с Леей, которая, к счастью, с тех пор, как снова стала общаться с Блэр, носит с собой телефон. Мое подсознание как будто отказывалось уступать этому аппарату, вынуждающему меня быть на связи двадцать четыре часа в сутки. В тот вечер Лея согласилась пойти с моими родителями, Джастином, Эмили и близнецами прогуляться на блошиный рынок в пригороде, поэтому я надеялся, что Оливер немного расслабится.

— Ладно, все хорошо, она сама вернется.

— Видишь? Это несложно.

— Закажи мне что-нибудь покрепче. — Оливер улыбнулся.

Я считал себя хорошим другом, поэтому пошел к барной стойке. Кухня уже закрылась, и заведение богемного вида с кучей разноцветных кресел с чудными рисунками наполняла расслабляющая музыка. Я поздоровался с одним из официантов, старым приятелем, и попросил два коктейля.

— Введи меня в курс дела, пока я не напился, — сказал Оливер, облизываясь после большого глотка. — Как дела с Леей? Все нормально?

«Она разделась и меня поцеловала», — вспомнил я, но проигнорировал эту промелькнувшую мысль, пытаясь отогнать воспоминание о ее теле. Но я не смог. Чертово наваждение. Я бы спустился в ад, но только бы не забыть каждый изгиб и каждый проклятый сантиметр ее тела.

— Да, все отлично, рутина.

— Но ей лучше. Она другая.

— Прогулка на свежем воздухе идет на пользу.

— Возможно, это правда. А ты как?

— Ничего нового, полно работы.

— Как минимум твоя не такая невыносимая. Я тебе клянусь, что однажды я проснусь, приду в офис и попробую покончить жизнь самоубийством степлером. Как они все не сходят с ума в этих клетках? Это же маленькие тюрьмы.

Я захохотал.

— Я тебе клянусь, ты бы и пары дней там не продержался с таким количеством правил и мозгоклюев…

— Напомню тебе, что я проходил практику в офисе.

— Да, но, возможно, ты забыл, как залил огнетушителем весь кабинет начальника перед уходом, еще и хохотал, как сумасшедший.

— Виноват. Но он придурок, заслужил. Это было что-то типа акции в честь моих коллег и будущих практикантов той компании. Надеялся, что они создадут мой фан-клуб или что-то типа того.

— Да уж, этого тебе не хватало. Закажи еще. — Оливер поднял пустой бокал.

— Я тебе раб, что ли, или кто? Я приглашаю тебя поужинать, я бесплатно работаю у тебя няней, выслушиваю твое нытье…

Официант прошел мимо нас, и Оливер, смеясь, заказал еще два коктейля.

— Знаешь, а работа не так уж и плоха. Я имею в виду, что она, конечно, полное дерьмо, но ты привыкаешь, и коллеги милые, а по пятницам мы обычно идем пропустить по стаканчику.

— Ты пытаешься заменить меня?

— Еще одного такого же, как ты? Никогда, даже если