Если Канарис был против занятия Рейнской зоны в нарушение Локарнских договоров, то это вовсе не означает, что он также не желал скорейшего восстановления полного суверенитета Германии. Просто Канарис не мог согласиться с гитлеровскими методами одностороннего отказа от договоренностей, незадолго до этого официально признанных нацистским правительством как безусловно обязывающие. По его глубокому убеждению, немногие оставшиеся условия Версальского мирного договора, урезывающие права Германии, можно было бы устранить путем переговоров. Канарис не без основания опасался, что каждый новый успех силовой политики Гитлера будет подталкивать его на новые нарушения международных соглашений. Поступающий в абвер со всех концов света обширный разведывательный материал свидетельствовал о том, что так называемые внешнеполитические успехи Гитлера дорого обходятся Германии, теряющей доверие мирового сообщества и возбуждающей ненависть к немцам в странах, начавших избавляться от настроений Первой мировой войны.

В этот период Канарис все яснее сознает: сопротивление нацистской системе – его нравственный долг. Но еще не пришло время для того, чтобы эти размышления вылились в конкретную форму заговора с целью свержения Гитлера. Еще во главе вермахта стояли такие люди, как Фрич и Бек, через голову которых действовать Канарис чувствовал себя не вправе. Пока речь шла лишь об отдельных стычках с пороками существующего режима. Канарис был в курсе неустанной борьбы Остера с СС и гестапо и исподволь в ней участвовал. Особую активность он проявил в гуманитарной области. В эти годы многие сотни людей, большей частью евреи, преследуемые партийными организациями и гестапо, смогли, благодаря шефу абвера, благополучно миновать границы Третьего рейха и выехать за рубеж.

Серьезную угрозу Канарис видел и в том, с какой легкостью попадались на удочку нацистской пропаганды ответственные государственные мужи других стран. Стараясь им помочь узнать истинное положение вещей, он приглашал зарубежных деятелей, на чью наблюдательность и благоразумие рассчитывал, на различные мероприятия – Олимпийские игры 1936 г., съезды НСДАП, – давая им возможность хорошенько оглядеться в Германии в надежде, что они, невзирая на пропагандистскую трескотню, составят себе верную картину о деспотизме и дилетантстве нацизма. Больших успехов в этом плане он не достиг.

В 1936 г. произошло одно важное событие с далеко идущими последствиями. В Испании в ответ на убийство полицией правого политика Кальво Сотело против правительства Народного фронта взбунтовались военные. Так началась гражданская война, продолжавшаяся три года и закончившаяся победой армий генерала Франсиско Франко. В первый период войны удача сопутствовала правительственным войскам, которые, вне всякого сомнения, жестоко подавили бы мятеж, если бы не помощь Франко со стороны Италии и Германии. Как известно, существенную роль при оказании немецкой помощи испанским фалангистам сыграл Канарис. Это обстоятельство послужило причиной многочисленных нападок и обвинений в его адрес. И в самом деле, на первый взгляд кажется необъяснимым противоречием тот факт, что Канарис, боровшийся с авторитарным режимом нацистов в Германии, не только безоговорочно выполняет приказы Гитлера и вышестоящего начальства, но ревностно, по внутреннему убеждению, поддерживает испанскую разновидность фашизма.

Разобраться с этим противоречием невозможно, не уяснив тогдашнее отношение Канариса к политическим проблемам в целом. В юные годы он горячо интересовался вопросами внешней политики. Весьма деликатное и хрупкое европейское равновесие занимало молодого морского офицера в такой же мере, как шахматные ходы царской России и Великобритании в Передней Азии и на Ближнем Востоке, как борьба британских и североамериканских промышленных групп в Мексике, которую он перед Первой мировой войной наблюдал непосредственно на месте. Вопросы же внутренней и социальной политики и все, что с ними связано, оставались за пределами его поля зрения. В родительском доме, как мы уже говорили, редко касались политики. Среди офицеров кайзеровского военно-морского флота не было принято обсуждать внутриполитические проблемы. И сухопутные войска, и военно-морские силы традиционно держались в стороне от политических распрей. Революция и гражданская война 1918–1919 гг. могли изменить эту позицию, однако эти события – что, по крайней мере, касается Канариса – почти не оказали никакого влияния. Пожалуй, остались лишь глубокая неприязнь к коммунистическим идеям и сильная подозрительность к большевистской России, и эти чувства сохранились на всю жизнь. Многократные контакты с политиками различных направлений во время службы при штабе Гвардейской кавалерийской дивизии в Берлине, затем в адъютантуре Носке и в период пребывания с миссией в Веймаре ничуть не прибавили ему уважения к парламентской системе правления вообще и к депутатам всех мастей в частности. Они же (эти контакты) отбили у него всякую охоту глубже вникать во внутриполитические проблемы.

Другими словами, Канарис никогда не был убежденным демократом, не считал демократическо-парламент-скую форму государственного правления наиболее совершенной и безусловно повсеместно применимой. По восприятию вопросов практической политики он, скорее всего, принадлежал к умеренным консерваторам. Канарис был необычайно гуманным человеком. Его сопротивление Гитлеру было не столько плодом политических размышлений, сколько выражением отвращения к жестокостям и беззаконию, творимым нацистами. Английский парламент восхищал его царившим в нем свободомыслием, своей гибкостью при принятии решений и умением приспосабливаться к меняющейся объективной обстановке. По мнению Канариса, в английском парламенте разумно сочетались демократические и аристократические элементы, отражающие многовековой практический опыт и национальные традиции. Вместе с тем у него были сильные сомнения по поводу возможности и целесообразности использования английской модели в других странах, у других народов и в иных условиях.

Более того, у Канариса вызывало серьезную озабоченность направление развития парламентаризма во многих западноевропейских государствах, особенно во Франции и в Испании перед началом гражданской войны. Он взирал на правительства Народного фронта в обеих странах с большим недоверием. Что касается коммунистических партий Франции и Испании, то уже в 30-х гг. Канарис не питал никаких иллюзий, считая их секциями Коминтерна, полностью подчиненными Москве. По его мнению, буржуазные традиции во Франции были еще достаточно прочны, чтобы предотвратить полную большевизацию страны в ближайшем будущем, а вот относительно Испании, которую он хорошо знал и любил, у него такой уверенности не было. Канарис рассматривал ситуацию в этой стране с чисто человеческих позиций, без идеологических очков. Анализируя последние события, он невольно приходил к выводу, что, при всех недостатках, правление Примо де Риверы принесло Испании и ее народу больше пользы, чем последующие республиканские правительства. Крупные успехи Салазара в управлении соседней Португалией после десятилетий бесхозяйственности парламентской республики служили ему дополнительным свидетельством того, что на Пиренейском полуострове, по крайней мере в данное время, нет политических и социальных предпосылок для жизнеспособной демократической системы и что в иной политической и духовной атмосфере Юго-Западной Европы авторитарные режимы не обязательно должны приобрести уродливые черты и сделаться похожими на тирании Сталина или Гитлера. Канарис и позднее придерживался мнения, что, не будь влияния и примера Гитлера, Муссолини вел бы себя более сдержанно. В Испании его особенно беспокоили признаки растущего влияния Кремля, который оказывал идеологическую, пропагандистскую и финансовую помощь коммунистической партии, вытеснявшей с политической арены традиционных испанских левых радикалов: анархистов и синдикалистов. При дальнейшем развитии этого процесса существовала, как полагал Канарис, реальная опасность возникновения в юго-западном уголке Европы полностью подчиненного Москве большевистского анклава, что представляло бы прямую угрозу Франции и всем находящимся между Советской Россией и гипотетической советской Испанией странам, да и латиноамериканским государствам.