Во время планирования заговора несколько раз обсуждалась идея возможности и целесообразности в первой фазе переворота поставить во главе правительства Геринга. Было известно, что «железный», по крайней мере тогда, был настроен против войны, – это подтвердила позднее и его позиция при подготовке Мюнхенского соглашения 1938 г. Выдвижение Геринга задумывалось как промежуточная мера, имеющая целью в момент переворота расколоть нацистские ряды. Однако, тщательно взвесив все за и против, от этой идеи все-таки отказались.

Тогда при планировании удалось избежать ряда ошибок, допущенных позднее 20 июля 1944 г. при неудачной попытке сменить руководство страны. Например, чтобы не подвергать личный состав берлинского охранного полка тяжелым моральным испытаниям, было решено не привлекать его к участию в непосредственном перевороте, а задействовать позднее, после завершения операции. Арест Гитлера предполагалось осуществить по возможности незаметно. Для этого намечалось послать в имперскую канцелярию под благовидным предлогом группу молодых энергичных офицеров, которые должны были, не привлекая внимания, захватить фюрера и на автомобиле кратчайшим путем вывезти его из германской столицы. Только потом предусматривалось занять правительственный квартал.

Намечался также захват главных пунктов средств связи: телефонных станций, радиопередатчиков и телеграфа. Это разобщило бы отдельные очаги сопротивления верных партии и правительству частей и формирований, лишило бы их возможности согласовывать свои действия. В распоряжении заговорщиков оставались бы все линии связи А-сети, соединявшей филиалы абвера на местах и функционировавшей совершенно автономно.

Планировалось также заранее подготовить обширный пропагандистский материал, чтобы с первой же минуты подробно информировать население о причинах и целях проводимых мероприятий. В итоге между 1936 и 1938 гг. появилась так называемая «Политическая азбука», в которой в доходчивой форме развенчивались идейные основы национал-социализма. Была также разработана временная конституция переходного периода.

В этой подготовительной работе Канарис участвовал лишь косвенно, регулярно выслушивая сообщения Остера о том, как продвигается дело. Он поддерживал усилия заговорщиков, но не являлся движущей силой. «Действуйте», – обычно повторял Канарис. И хотя он всячески помогал Остеру, в его сознании постоянно присутствовала известная доля скепсиса: Канарис не очень-то доверял генералам, за исключением, пожалуй, генерала Бека, которого глубоко уважал, зная его ум и умеренные взгляды. По мнению Канариса, большинство генералов, на чью помощь рассчитывали участники группы Сопротивления, в случае удачного исхода государственного переворота непременно изберут сугубо консервативный курс дальнейшего развития страны, что негативно отразится на внутренней и внешней политике Германии.

Естественно, в течение нескольких лет, пока шло планирование, Канарису неоднократно предлагали возглавить восстание, но он неизменно отказывался. В силу особенностей своего характера Канарис не был расположен брать на себя ведущую роль в подобного рода предприятии. Он всегда ощущал себя как бы слугой своей работы и предпочитал действовать, держась в тени. Но если бы даже на его решение не влияла присущая ему прирожденная сдержанность, то и тогда у Канариса были бы веские основания отвергнуть подобное предложение. Он ясно понимал, что без активной поддержки сухопутных войск о свержении нацистского правительства нечего и мечтать, но, зная щепетильность и ревнивую настороженность армейских начальников, был убежден, что они не захотят подчиняться адмиралу.

За всеми этими напряженными приготовлениями Канарис не забывал о добровольно взятой на себя обязанности помогать людям, преследуемым гестапо и НСДАП.

И неудивительно, что среди определенных слоев населения пошли различные толки: мол, абвер помогает евреям и другим подвергающимся гонениям гражданам бежать за границу и при некоторых условиях даже спасти ценное имущество. Иногда случалось, что совершенно незнакомые люди заговаривали с сотрудниками абвера на улице, прося о помощи, что нередко ставило последних в затруднительное положение. Удивительно же другое: гестапо как будто ничего не замечало. Или, быть может, и замечало, но у Гиммлера и Гейдриха были свои причины пока закрывать глаза на происходящее. К этой теме мы еще вернемся.

К концу 1937 г. напряжение внутри страны заметно усиливается. Кажущееся спокойствие не представляется зловещим. В берлинских государственных учреждениях царит такая же атмосфера, как перед 30 июня 1934 г. Чувствуется приближение грозы, но никто не знает, когда и где ударит молния. И вот в январе 1938 г. разразилась, наконец, давно ожидавшаяся буря. Началось все со скандальной свадьбы военного министра фон Бломберга. Давно назревавший конфликт НСДАП и вермахта выплескивается наружу в виде сфабрикованного немецкими спецслужбами дела против главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковника фон Фрича. Двойная интрига против Бломберга и Фрича неоднократно подробно описывалась в многочисленных публикациях, а потому мы затронем здесь лишь ее подоплеку и только в той мере, в какой она коснулась персонально Канариса.

Поступок фон Бломберга, женившегося на профессиональной проститутке моложе его на 36 лет, потряс Канариса. Его, высоко ценившего чистоплотность и гражданскую порядочность и, по необходимости, в силу специфики своей работы вынужденного порой хитрить и изворачиваться, но сохранившего четкое представление о добре и зле, ужаснули величина человеческой слабости, с одной стороны, и глубина нравственного падения – с другой. И шокировало Канариса не женитьба военного министра на «девушке низкого происхождения» – если бы только! – и не явный «мезальянс». Чем больше он слышит о подоплеке аферы, тем непонятнее становится ему поведение фельдмаршала. Бломберг вступил в этот брак не то чтобы вслепую, ничего не ведая, а вполне сознательно, с открытыми глазами, хотя из уважения к собственной семье и своей фамилии, а также из чувства ответственности перед вермахтом должен был бы остановиться. Но еще сильнее, несмотря на печальный опыт общения с ведущими нацистами, Канариса задела интрига, затеянная Герингом в союзе с гестапо против руководства вермахта и сухопутных войск.

Каждый день приносил все новые и еще более невероятные разоблачения. Однако и на этом тяжелые переживания, выпавшие на долю Канариса, не кончаются. Он видит, как Фрич, в чью сугубую порядочность он всегда верил, ничего не предпринимает в ситуации, которая не только вредит лично генерал-полковнику, но и наносит ущерб вермахту, существенно облегчая партийным и эсэсовским подлецам, стремящимся прибрать к рукам вооруженные силы, их задачу.

Вместе с тем эта скверная история помогла обнаружить и нечто положительное. Тогда же, в феврале 1938 г., Канарис смог убедиться в огромной полезности информационного аппарата Остера. Ранее он не скрывал своих сомнений относительно этой сферы деятельности Остера, противоречившей прежним договоренностям с гестапо, поскольку не желал конфликтов с подобным учреждением. Теперь Канарис убедился, что единственный недостаток этой частной информационной сети – ее слишком малая, по его мнению, эффективность.

Правда, с началом кризиса в военном министерстве Остеру в большинстве случаев удавалось через свои контакты с начальником берлинской полиции графом Хельдорфом и шефом имперской уголовной полиции Нёбе довольно оперативно получать сведения о готовящихся против вермахта кознях Геринга и гестапо. Это позволяло Канарису своевременно ставить в известность о замыслах партийных органов и СС руководство сухопутных войск и военно-морских сил – Браухича, Бека, Редера и Кейтеля (который, впрочем, вел собственную игру и в итоге добился своего назначения на пост главы ОКВ) – и тем самым предотвращать самое худшее. Однако, несмотря на ощущавшуюся неделями предгрозовую напряженность, кризис все же явился для абвера полной неожиданностью. Поэтому в последующие дни и месяцы Остер с согласия Канариса серьезно занялся дальнейшим расширением своей неофициальной информационной службы.