на посадку, глаза загорелись, словно наконец поманили посадочные огни:

— А это идея. Маргарита! Не спи ты! Ну, так не Рио-де-Жанейро. Интересно, чем тебе не нравится Амстердам? Или я сойду с ума, ты меня знаешь!

— Я согласна, — грудным голосом ответила большая Маргарита. — Значит, теперь Амстердам? На центральной площади наверняка музей Ван Гога. И магазин, где купим кожаное пальто мне и меховую шапку тебе. Не спорь! У тебя волосы последние вылезут без меховой шапки!..

Ласточки чертили под потолком лихие птичьи авиалинии. Как хотели, так и чертили.

…Женщина в старомодном плаще, прищурившись, вслушивается в слова из репродуктора:

— Гражданин Рогачев, вас ожидает у фонтана гражданка Рогачева.

Подбежав к фонтанчику с вялой струйкой воды, женщина завертела головой, бормоча:

— Он сказал, буду в два. Три — его нет, четыре, пять, шестой год пошел, куда он запропастился? Бросить не мог, я у него красавица. Часто задерживался, это правда, но на шесть лет — это свинство!..

Зал ожидания — зал надежды. Терпеть и дождаться.

…Сорокалетняя пара нервно оглядывается по сторонам.

— Чего вы ждете?

— Ребеночка. Мы ждем мальчика, — возбужденно затараторила женщина, — белокурого мальчика с синими глазами, как у меня…

— С двумя золотыми косичками, высокую, в меня, — поправил мужчина. — Семь лет ждем. Она давно выросла ни купленных распашонок и ползунков. Знаете, дети так быстро растут!

— Но почему ребенка вы ждете здесь?

— В других местах уже ждали! По всей земле люди ждут, но не могут найтись, потому что ждут в разных местах. Надо договориться и ждать в одном условленном месте! Здесь. И все непременно дождутся.

Зал ожидания. Ласточки бездумно парили под потолком, словно под куполом умещалось все небо…

По радио объявляют:

— Лейтенант Архипов Сергей Петрович, пропавший без вести в сорок пятом году под Варшавой, вас ожидает однополчанин полковник Шарапов.

Седой мужчина с белым шрамом на шее шепчет:

— Серега пропасть никак не мог. Вы ж его не знаете, а я четыре года — бок о бок по грязи, по крови. Кровные братья вроде бы с ним. Не такой Серега человек, чтобы по всему этому четыре года живым проползти, а под конец пропасть без вести. Это же глупо, глупо, как вы не понимаете?!

В зале ожидания вечно битком. Вместе теплей и спокойней. Вместе не так страшно ждать. Когда ждешь не один, значит, в этом есть смысл…

— А вы что ждете?

— А?

— Вы-то что ждете, бабушка?

— А жду я. Жду, сынок. Что-то должно произойти когда-нибудь, правда? За всю жизнь должно случиться что-то хорошее, верно, сынок? Случится рядом, не у меня — за других хоть порадуюсь…

Ласточки вскрикивали под потолком зала ожидания. Ласточки ждали птенцов. Воробьи не подымались вверх к ласточкам, воробьи шуровали по полу, по каменным плитам. Им нечего было ждать — все лежало под носом. Крошек навалом, они прикидывали, какие повкусней.

…В зал ожидания торопливо вошла женщина неопределенного возраста в шляпке с вуалью, которые будут носить еще не скоро.

— Меня никто не ждал?

Старушка с бойкими воробьиными глазками взяла даму под руку:

— Милочка, сегодня никто не ждет, но завтра ожидайте! Я хороший насчет вас видела сон!

— Я ничего не понимаю. — Женщина устало опустилась на скамью. — В книгах пишут: «Без любви не надо». Я и не хотела без любви. Масса предложений. Всем отказала. Всем. Без любви. Ждала, когда появится он! Где этот тип, я вас спрашиваю? Я состарилась без любви. Где шляется мой единственный? О, как я его ненавижу! Пусть только появится — убью!

Зал ожидания. Под потолком ласточки лепят гнезда из комочков глины, из кусочков фраз.

Самое удивительное — многие дождались! Недавно женщина в шляпке с вуалью устроила чудовищный скандал пожилому мужчине. Ушли они обнявшись. Исчезла и сорокалетняя пара. Видели как они крепко держали за руки рыжего малыша. Многие, очень многие больше не появляются в зале ожидания. Очевидно, они дождались.

Но приходят новые и новые люди. Зал ожидания вечно пилон…

Тюбик с ультрамарином

Первый стакан пива Бурчихин выпил грамотно, в четыре глотка. Налил из бутылки второй стакан, посмотрел, как шевелится пена, поднес ко рту. Бурчихин блаженно зажмурился, маленькими глотками растягивая удовольствие… и почувствовал на себе чей-то взгляд.

«Вот гнида!» — Витя кое-как допил пиво, звучно поставил стакан и оглянулся. Через два столика сидел тощий тип в синем свитере, длинный шарф был намотан вокруг несуществующей шеи, в руках авторучка. Тип бросал на Бурчихина цепкие взгляды, будто сверяя его с чем-то, и водил авторучкой по бумаге.

— Опись имущества, что ли?!

Бурчихин подошел и взглянул на лист. Там была нарисована родная улица Кузьмина, а на ней… Бурчихин! Дома были зеленые, Витя — фиолетовый! Но самое страшное, Бурчихин был вроде и не Бурчихин!

Нарисованный отличался от оригинала выбритым лицом, глазами, улыбкой. Фигуру облегал костюм. На лацкане краснел значок какого-то института. На ногах красные туфли, а на шее такой же галстук. Словом, пижон!

— Так! — хрипло сказал Витя, — Мазюкаем?! Не умеешь рисовать — сиди, пиво пей! Кто вот это, кто? Да еще в галстуке! Тьфу!

— Это вы, — улыбнулся художник. — Только я позволил себе представить, каким бы вы могли быть! Как художник имею право на вымысел?

Бурчихин задумался:

— Как художник имеешь. А из кармана у меня что торчит?

— Платочек!

— Скажешь тоже, платочек! — Витя высморкался. — Причесал волосы, главное. Подбородок у тебя хорошо помучился, узнаю. — Бурчихин положил руку тощему на плечо. — Слушай, я тебе ничего плохого не сделал. Зачем тебе это выдумывать? А меня побрить, помыть, переодеть — буду как на картинке! Запросто!

Бурчихин посмотрел в свои ясные фиолетовые глаза, попробовал улыбнуться нарисованной улыбкой и почувствовал боль на щеке, от царапины.

— Будешь?

Художник взял папиросу. Закурили.

— А это что? — спросил Бурчихин, дотронувшись до черной черточки на щеке, и присел к столу.

— Шрам, — объяснил художник, — сейчас там царапина. Она заживет, след останется.

— А в семейном плане что ожидается? — Витя нервно отбросил папиросу.

Художник взял авторучку и на балконе дома набросал зелененький силуэт. Откинулся на стуле, прицелился и чиркнул рядом фигурку.

— Девочка? — фальцетом спросил Бурчихин.

— Мальчик.

— А кто женщина? Судя по платью, Люся?

— Галя, — поправил художник.

— Галя! Ха-ха! То-то она меня видеть не хочет! А значит, кокетничает! Ну, женщины, скажи, да? — Витя засмеялся, не чувствуя в щеке боль от царапины. — А ты хороший мужик! Пива хочешь?

Художник сглотнул слюну:

— Очень! Очень хотелось бы пива!

Бурчихин подозвал официанта.

— Пару «Балтики»-«троечки»!

Витя разлил пиво. Вынырнув на середине