ладонью. И начал трясти, надеясь, что посыплются денежки.

Увы, фокус не удался!

— Синицын, чтоб я сгорел, по-моему, это «Советский спорт»! — сделал он тогда смелый вывод.

Максим Петрович, для которого этот вывод был еще более неожиданным, чем для остальных, недоверчиво потрогал газету рукой. Ущипнул себя. Сотрудника милиции. И к нему вернулся дар речи:

— Естественно, «Советский спорт»! А что, по-вашему, должно было быть еще? Я с детства мечтал его прочитать! И товарищ любезно принес, как мы с ним и договорились!

Младший оперативник, с лицом человека, похоронившего за день всех родственников, машинально сложил газету, сунул в конверт и бросил в ящик стола. В глазах его стояли слезы.

А Максим Петрович бросился к Лене и долго тряс его руку:

— Спасибо за газету! Даже не знаю, как вас благодарить! Просто не представляю, как бы я жил без этой газеты!

Леня сказал:

— У меня журнал «Огонек» есть. Могу принести.

— Нет, нет! За это статья, правда, товарищи? И заберите свой конверт! А то подумают: я с посетителей конверты беру!

Максим Петрович сунул конверт из ящика обратно Лене в карман.

— Ну вы жук! — Старший погрозил Чудоеву пальцем. — Все свободны. Хотя, конечно, жаль!

Дома Леня, не раздеваясь, схватил жену в охапку и закружил по комнате.

— Люська! Трехкомнатная! Держи!

Прочитав текст, Люся заплакала:

— Любименький! Такая удача, и ты на свободе! Садись кушать, радость моя!

Леня уплетал обжигающий борщ и, давясь, рассказывал, как все было.

— Представляешь, жучина говорит: «Чтобы ничего не подумали, я возвращаю вам конверт!»

Леня бросил на стол мятый конверт. Люся подняла его. И вдруг оттуда посыпались зелененькие ассигнации. Тысячи. Пятьдесят штук.

— Ленечка, здесь пятьдесят тысяч рублей! Ты кого-то нечаянно убил?

Люся приготовилась плакать.

Леня медленно лил борщ на брюки, не отрываясь глядя на невиданные деньги.

— Может, это инспектор тебе взятку дал за то, что ты его спас?!

— Погоди, Люсь, погоди! Вот, значит, как оно как! У него в ящике лежала чья-то взятка в таком же конверте. Он побоялся, что станут искать, и сунул конверт мне в карман. Сволочь! Не отдам. Это нам на новоселье от сотрудников милиции!

— Леньчик! — Люся привычно опустилась на колени. — Узнают, что ты трехкомнатную получил и за это взятку взял! В законе еще статьи для тебя не придумали!

— Не отдам. — Леня смотрел на жену исподлобья. — В кои-то веки мне дали взятку. Когда я еще получу? Не все взятки давать нечестным людям, пора и честным давать!

— Ой, Ленчик, не гонись за длинным рублем, дороже выйдет!

Они бранились целый день и даже ночью. К утру Леня сдался.

В конце рабочего дня он вошел в кабинет Чудоева и сказал:

— Подавитесь своим конвертом! У нас дома таких полно!

Максим Петрович, воровато закосив глаза за спину, протянул руку. И в тот же миг в кабинет откуда-то сверху впрыгнули два человека, дышавших так тяжело, будто они сутки гнались друг за другом. Это были все те же сотрудники милиции.

Старший прохрипел:

— Попрошу конвертик, дорогие мои товарищи!

Младший дрожащими руками открыл конверт, затряс им в воздухе. Максим Петрович рухнул в кресло. Леня зажмурился. Тяжкий стон заставил его открыть глаза.

Из конверта выпадал… «Советский спорт».

У работников милиции было такое выражение лица… выражение даже не лица, а черт знает чего!

Максим Петрович окосел окончательно. Его глаза смотрели уже не наискось, а вовнутрь.

И тут Леня начал смеяться. Он-то понял, в чем дело!

По рассеянности он взял вместо конверта с деньгами тот запасной конверт с газетой, который Люся приготовила в прошлый раз.

Леня смеялся как ненормальный.

Выходит, конверт с деньгами, который лежал рядом, он по ошибке бросил утром в мусоропровод!

Вот повезло так повезло!

Он же говорил Люське: «Со мной не пропадешь!»

Набрать высоту

Самолет взревел, дрожа от возбуждения, побежал вприпрыжку, наконец оторвался и сразу успокоился.

Земля кончилась, началось небо.

С каждой секундой город внизу съеживался. Дома превращались в домики. Машины — в машинки. Люди — в многоточие.

С каждой секундой мельче становились заботы, смешнее удачи и неудачи.

Самолет набирал высоту, и глупела, удаляясь, жизнь на земле. Важней становилось небо.

Пассажиры вместе с самолетом поднимались над сложностью отношений.

Наверху кнопочки. Можно зажечь свет, вызвать стюардессу. А можно не зажигать свет. Не звать стюардессу. Тем более она все равно пройдет на своих стройных ногах, приветливая и недоступная, прописанная в небесах.

В воздушной яме, правда, подхватит тошнота — вспомнишь: надо отдать долг, ложиться на операцию, наконец всерьез поговорить с сыном… Но это потом. На земле. А в воздухе пристегнешь ремни и чувствуешь себя свободным как птица.

Зажженная надпись «Ноу смокинг» позволяет хоть здесь не курить. И не куришь с большим удовольствием. Отчего чувствуешь себя сильной личностью. Наверно, потому и жмет под мышками этот самый «смокинг», в котором, кажется, летишь на гастроли или на прием к королеве… Словом, ощущение такое, будто что-то хорошее должно вот-вот произойти.

И возникает из гула моторов мелодия, которая появляется только на высоте десяти тысяч метров. С потерей высоты мелодия исчезает.

На высоте десять тысяч метров перестает действовать земное притяжение. Ощущаешь невесомость и независимость. На высоте десять тысяч метров.

По расписанию все самолеты идут на посадку. Пассажиры возвращаются на землю. Прикасаясь к земле, самолет вздрагивает, и дрожь его передается людям.

Прилетели.

Зал ожидания

Когда-то здесь был аэропорт. Летное поле, зал ожидания, зал прибытия. Аэропорт перенесли на окраину города. Зал прибытия, зал отправления снесли, а зал ожидания стоит до сих пор. Здесь сутками ждут бог знает чего…

Зал ожидания — огромное желтое здание. Зал ожидания — восемь тяжелых колонн по фасаду. Зал ожидания — под потолком ласточки лепят гнезда из комочков глины, из кусочков фраз.

— Внимание пассажиров, вылетающих на Рио-де-Жанейро! Ваш рейс откладывается по метеоусловиям Жанейро.

— Нет, что там у них с погодой? — зажужжал щупленький мужчина, замолотил руками по воздуху — получился пропеллер; он попытался взлететь с помощью тоненьких рук. — Второй год Рио-де-Жанейро не может принять двух несчастных человек. Маргарита, не спи ты! Жанейро не принимает. Марсель не принимает. Твоя тетка в Ялте не принимает. Ну и погодка! Я плюну и улечу к чертовой матери, там всегда примут! — Он заметался, казалось, вот-вот взлетит, закружит: ласточками под потолком.

Кто-то тронул его за рукав:

— А что вам приспичило в Рио-де-Жанейро? Почему бы не полететь на Амстердам? Конечно, это не Рио-де-Жанейро, но тоже культурный центр.

Худенький пошел