– Пожалуй, вам следует зарегистрироваться, сэр.

– Мне нужно немного времени, чтобы собраться с силами, Дживс. Я слегка нервничаю.

– Понимаю, сэр.

Возле конторы стояло несколько машин, но людей видно не было. Кругом тихо, спокойно. Лужайки, деревья, вдалеке несколько новых амбаров, возможно отведенные под мастерские художников. Я старался успокоить нервы приятными мыслями о том самом фонтане с нимфами и спросил Дживса:

– Как считаете, не найдутся ли здесь привлекательные поэтессы?

– Вполне вероятно, сэр.

– Молодые поэты еще не горят. Только когда загорятся, начнут распадаться на части.

– Очень хорошо, сэр.

– Может быть, здесь та девушка, что мне приснилась, Дживс. Замечательно было бы, правда?

– Да, сэр. В высшей степени замечательно.

– Знаете, что интересно, Дживс?

– Нет, сэр.

– Девушка из моего сна действительно сон. Понимаете?

– Да, сэр.

– Разве не интересно?

– В высшей степени, сэр.

– Ну, надеюсь, что девушка-сон здесь во сне.

– Да, сэр.

– В Колонии Роз у меня три цели, Дживс.

– Вот как, сэр?

– Во-первых, влюбиться – в девушку-сон или просто в обычную девушку. Во-вторых, воздержаться от выпивки, в-третьих, закончить роман.

– Превосходные цели, сэр.

– Хотелось бы найти Бога, но я всегда думал, что Бог любит троицу, поэтому ставить четвертую цель неразумно.

– Это вполне нормально, сэр.

– Может быть, есть обходной путь: признать поиски Бога постоянной целью, после чего она не считается. Понимаете, что я имею в виду, Дживс? Это как бы неизменная римская цифра I, а все прочее нумеруется обыкновенными цифрами 1, 2, 3. Впрочем, римская цифра вносит католический оттенок. Ну ничего. В принципе я пантеист-агностик. С одинаковым замешательством поклоняюсь многим божествам… Поэтому, Боже, если Ты слышишь, найти Тебя – моя первая цель, а если пожелаешь помочь с остальными тремя, я возражать не стану… Надеюсь, вы не против, что я молюсь в вашем присутствии, Дживс?

– Нисколько, сэр.

– Что ж, надо, пожалуй, идти в офис, хотя мне еще страшно, Дживс.

– Нечего бояться, сэр.

– Я за свое лицо боюсь, Дживс; кроме того, это колония знаменитых художников, где даже поэты похожи на сумасшедших, а я, в лучшем случае, начинающий писатель…

– Вас приняли, сэр, значит, ваш талант оценили. Просто объясните, что произошел несчастный случай, – вполне близко к истине.

– Хорошо, бросаюсь головой в воду. Не хочется, но надо. Похоже, нам на протяжении всей жизни приходится делать то, чего делать не хочется.

– Нередко возникает подобное впечатление, сэр.

– Извините меня за нытье, Дживс. Я пошел!

– Очень хорошо, сэр.

Меня приветствуют три добросердечные женщины. На миг возникают сомнения в здравом рассудке: то ли из-за разбитого носа, то ли из-за категорического отказа от алкоголя. Воспоминание о результатах пластической операции на носу одноклассницы в средней школе. Рассудок возвращается: здравые рассуждения об университете Брауна[38]и происхождении его названия. Маска сброшена, изрекается ложь. Знакомство с писателем Чарльзом Маррином, с которым мы вместе движемся к особняку. Мне показывают великолепные комнаты. Предложение выпить. Я вновь повторяю кое-какую ложь, уже к этому привыкая

В конторе находились три женщины, сидевшие за письменными столами, которые образовывали нечто вроде пирамиды – два в основании и третий на вершине. Можно сказать, иерархическое расположение. Все взглянули на меня.

– Дорис здесь? – спросил я. – Я Алан Блэр.

– Добро пожаловать в Колонию Роз, – провозгласила женщина на вершине, предположительно главная: солидная седовласая дама с пылающими щеками и сладкой улыбкой. – Я Дорис. Вы только посмотрите! Никто много лет не являлся сюда в пиджаке с галстуком…

После этого она меня представила двум другим дамам, Барбаре и Сью, которые пробормотали что-то приветственное. Барбара была довольно стара – где-то за семьдесят, – с седыми волосами; Сью довольно молода, немного за двадцать, рыжая, миловидная; возможно, интерн медицинского колледжа.

Все три женщины источали приветливость, радость, хотя в Дорис чувствовались строгость и властность. Помощница директора подошла ко мне, крепко пожала руку, указала на кресло у своего стола.

– Доктор Хиббен уехал на несколько дней, – сообщила она. – Обычно он тепло встречает и устраивает новичков, но вы с ним познакомитесь только по возвращении.

– Кто такой доктор Хиббен?

– Наш директор, – ответила Дорис с улыбкой, хоть мне это совсем не понравилось: доктор!

– Какова его специальность? – уточнил я, на миг усомнившись в своем здравомыслии. Может быть, здесь, в конце концов, все-таки сумасшедший дом, ошибочно принятый за художественную колонию? Если так, то возникло некое двойное безумие: безумно принять художественную колонию за сумасшедший дом и не менее безумно быть принятым в сумасшедший дом!

Дорис не ответила на вопрос о специальности доктора Хиббена, деловито отыскивая что-то на письменном столе. Мысли неслись галопом. Наверняка сумасшедший дом. Директор – врач, на территории слишком тихо и мирно, сплошная идиллия, очень полезная для нервов. Двое, с которыми я столкнулся на подъездной дорожке, вовсе не поэты, а пациенты, чего я как раз и боялся. Конечно, может быть, и поэты, попавшие в пациенты, поскольку история душевнобольных поэтов примечательно долгая. Однако теперь они пациенты!

Как же это случилось? Как я мог попасть в сумасшедший дом? Подал заявку в мрачном январе, находясь в жуткой депрессии, когда голова еще не прояснилась, когда в жизнь мою не вошел еще Дживс и чек на двести пятьдесят тысяч долларов. Неужели я подал заявку в мнимую колонию, а на самом деле просил помощи в частной элитной психушке? Даже не понимая, что обращаюсь за помощью, в полном умственном помрачении и тумане? И теперь для меня приготовили койку, вычеркнув из списка ожидающих?

– Извините. – Дорис протянула мне бланк, который искала. – Не имею права заполнять карту своей рукой. Что вы спрашивали? Какая специальность у доктора Хиббена?

– Да, – шепнул я, разглядывая протянутую бумагу: медицинская карта! Сам загнал себя в ловушку!

– Доктор Хиббен специалист в истории искусства, – добродушно ответила Дорис. – Долго работал в Брауне, теперь мы его заполучили.