У тебя мамино умение обращаться с разделочным ножом.

Натали боялась, что оно может проявиться в любую минуту. И обрушиться на нее, как ледяной ураган, ставший, по сути, ее судьбой. Застить ей глаза, сковать язык и образовать ледяную корку глубоко под ногтями. Сделать ее тем, чем прежде она никогда не была. Заставить совершать ужасные вещи.

Но я не чувствовала этого в ней, а уверена, что почувствовала бы, раз уж она позволила мне отправиться в путешествие по себе – по своим желаниям и мыслям, и болевым точкам, и сожалениям, и интересам. Я нырнула в ее сознание, будто примерила на себя чужое платье. И оно пришлось мне впору, хотя и сидело не идеально.

Я не думала, что она пришла для того, чтобы сделать мне больно. Она хотела лишь поговорить.

Рассказать мне о себе.

Натали рассказала обо всем, что случилось с ней до того момента, как она исчезла.

О прошлом, которое я могла видеть, испытывать, о котором могла размышлять. И я могла медленно прокручивать перед глазами самые последние внезапные и стремительные события – аварию и то, как машина кружилась по льду, круша бордюр и налетая на дорожное ограждение. Сделать паузу и зависнуть над чем-то первым попавшимся. И попробовать уследить за происходящим, разобраться в нем. И только «потом» оказалось мне совершенно недоступно, в нем не было ни единой щелочки, куда я могла бы заглянуть.

Возможно, потому, что ей самой было очень и очень тяжело видеть это.

Она рассказала мне о Лиле, устроившей вечеринку в только что обустроенном подвале дома ее отца. И сказала, что ничего бы не случилось, если бы не эта вечеринка, на которую Натали даже не была приглашена, поскольку их с Лилой нельзя было назвать подругами. И все же она отправилась на нее из-за одного мальчика. Если бы она не подала ему бургер и картошку фри в «У Мюррейз», где работала официанткой два раза в неделю, если бы он не схватил ее за кисть, когда она проходила мимо его столика, и не бросил на поднос салфетку, на которой неряшливым мальчишеским почерком было накорябано – Цыпка, ты секси. Не хочешь после работы рвануть на вечеринку? Дай мне знать – и стояла подпись (Пол), то она не преследовала бы меня в туалетах и не нашептывала бы на ухо свою историю. А сидела бы себе дома, живая, и я ничего бы о ней не знала.

Она хотела, чтобы я поняла, каково ей приходилось там, где она жила. Что там было ужасно скучно, особенно зимой, если ты не могла позволить себе кататься на лыжах. Наверное, она ненавидела Лилу – в раздевалке после урока физкультуры услышала от нее, что она психопатка, как и ее мама, а в коридоре, вдали от глаз учителей, Лила дала Натали понять, как она относится к психопаткам. У этой девушки имелись когти.

Но она отправилась на ее вечеринку. А куда еще можно было пойти?

Подъем в гору обошелся без происшествий. Когда они очутились на горной дороге, еще даже не начал идти снег. Но к тому времени, как они начали подбираться к вершине, высматривая указатель на подъездную дорожку к дому родителей Лилы, небо затянула плотная белая простыня.

Поскольку пригласивший ее парень был за рулем – «Мустанг Купе» 65-го года, черный и словно масляный в темноте, – она села спереди и могла игнорировать взгляды его друзей. Они были местными, как и она, и им всем была известна история ее матери.

Но Пол откуда-то приехал и не имел о ней ни малейшего понятия.

Для вечеринки не было особой причины, просто отец Лилы разрешил им собраться в наконец-то готовом подвале. Вот почему все пустились в путь вверх по Плато-роуд, несмотря на то, что ожидался снегопад. Дом Лилы располагался на самой вершине горы, к нему вела экстремальная ледяная подъездная дорожка, ответвлявшаяся от основной дороги, на которой приходилось парковать машины, а затем те, кто был в кроссовках, должны были буквально катиться по льду ко входу в дом. Но у ее отца был битком набитый бар и бильярдные столы на нижнем этаже, устланном ковровым покрытием. И звуконепроницаемая дверь наверху лестницы, запирающаяся изнутри, так что родители не могли проверить, как обстоит дело с выпивкой, до утра.

Это Тим, хиппи, принес таблетки. И это Тим, хиппи, настоял на апельсиновом соке, сказав, что витамин С способен усилить кайф. Это Джанетт сказала, что где-то поблизости есть магазин. Это Пол вызвался смотаться туда.

Вот так Пол, и Тим, и Джанетт, и Натали снова оказались в машине. Так Натали поскользнулась на льду, который теперь падал с неба, и ухватилась за первый попавшийся твердый предмет – капот машины, и так «молния» ее куртки поцарапала его.

Пол впустил ее в машину, но на этот раз усадил сзади.

Они ехали по дороге, когда начал действовать наркотик, по узкой дороге, огибающей край горы, ослепленные летящим с неба снегом. Капот машины был таким же белым, как небо, таким же белым, как ветровое стекло. Все было белым-бело.

Невозможно сказать, сколько времени пройдет до начала действия наркотика, сказал им Тим, но не так уж чтобы совсем мало, может, полчаса, и их начнет постепенно, очень нежно накрывать, и никто ничего не почувствует до тех пор, пока…

Джанетт улыбнулась и сказала, что уже чувствует это. Черт побери, она чувствовала это.

Пол, сидевший за рулем, сбросил скорость, и машина почти что поползла. Он обратился через плечо к Натали, сидевшей сзади, совсем забыв, что она поцарапала его машину:

– Эй, ты чувствуешь это? – Словно у них было одно тело на двоих и чувствовали они одно и то же.

Она ответила, что чувствует. Она сказала всем в машине, что чувствует. Но на самом деле чувствовала совсем другое. Что было очень холодно, поскольку Пол не удосужился прогреть машину, прежде чем тронулся с места, а еще потому, что одно из окон было разбито. Еще она чувствовала, что у нее начинается головная боль – в машине слишком сильно пахло бензином. Может, протекал бензобак?

Все это не было вызвано наркотиком. Она была совершенно трезвой.

Никто не знал, что Натали спрятала таблетку, которую дал ей Тим, в карман. Она не знала и никогда не узнает, что значит «улететь», как Тим называл это белым зимним вечером на горной дороге.

Они не поняли, что она притворяется. Снег казался Джанетт смешным, и Натали сделала вид, что ей тоже смешно смотреть на него. Тима загипнотизировало виниловое сиденье автомобиля, то, какое оно мягкое, удобное и красивое, и Натали долго и усиленно созерцала его идеально гладкую поверхность.

Пол продолжал смотреть на нее вместо того, чтобы глядеть на дорогу, и ей хотелось сказать ему, чтобы он обратил внимание на другие машины, и на ледяные участки, и на крутые повороты, которые могли стать причиной того, что машина слетит с дороги.

Ей также хотелось спросить, не заехали ли они слишком уж далеко? Что за магазин может располагаться у самого начала подъема в гору?

Но если бы она сделала это, то разоблачила бы себя, признала, что не глотала таблетку. Что солгала.

А дело было в том, что она не хотела терять контроль над собой. Не хотела путать реальность с иллюзией, а именно это, как поведал Тим новичкам в этом деле, должно произойти с ними после того, как наркотик попадет в кровь.