Он вошел в первую попавшуюся на глаза забегаловку и прочно там засел.

…В шесть вечера возле южного подъезда «России» начал собираться народ. До начала семинара оставался еще час, но Третьякова требовала, чтобы подчиненные собирались раньше.

— Это очень важный час! Вы можете пообщаться друг с другом, поделиться опытом, — говорила всесильная.

Дамы и господа стояли на ступенях и усиленно «перенимали». Среди прочих определялись Скотниковы.

К зданию подходил высокий худой мужчина. Его покачивало. Отыскивая кого-то глазами, он подходил все ближе. Стеклянные двери были еще закрыты. Секьюрити находились там, внутри, не обращая внимания на публику.

— Вы куда, собственно? — попытался остановить пьяного один из участников концессии.

Мужчина резко выдернул руку.

— Я, с-свенно, сюда! Я здесь, с-ственно, работаю, так сказать. А где Скотников?

Публика слегка раздвинулась. Взоры обратились на Анатолия. Тот слегка побледнел.

— Ты что это? Ты почему в таком виде? Нажрался, что ли? — зашипел он.

— Да! А что мне еще делать?

— Работать, работать надо, а не водку жрать!

— Эту твою работу гребаную только с пьяных глаз выполнять можно! Таким же придуркам, как я, туфту втюхивать! Я уже убедился! Ты обещал мне, что деньги перезаймешь, обещал? Так перезайми! У меня на хвосте бандюган сидит, понимаешь? Я больше ни о чем думать не могу!

Нережко вцепился в Анатолия.

— Охрана! Уберите его! Он пьяный! — заорала Гуся, барабаня в стеклянную дверь.

Но охрана даже не обернулась.

— Давайте, убирайте меня! Я отсюда прямо в милицию! — орал Нережко.

— Нужно звонить Третьяковой, — произнес кто-то, щелкая кнопками сотового.

— Сволочь! Ты во что меня втянул? Отдай деньги!

Субтильный Скотников висел в руках Нережко, словно тряпичная кукла.

— Господа! Помогите же! Он же убьет мужа! — верещала Гуся.

Но господа не спешили на помощь. Напротив, все они как-то разом разошлись, отвернулись от неприятной сцены.

Но вот один из охранников вынул «трубу», выслушал указания, устремив, наконец, свой рыбий взор на бушевавшие за окном страсти. Через секунду двери распахнулись. Охранник неторопливо направился к Нережко, легко ткнул его в бок, от чего Виктор тут же выпустил Скотникова и завертелся волчком.

— Проходите, господа, проходите, — улыбаясь одними губами, приказал публике секьюрити.

Двери распахнулись, народ ринулся внутрь. Следующим ударом Нережко был сброшен со ступеней. Охранник избивал его со вкусом, приговаривая:

— Я те покажу милицию!.. Я те покажу деньги!.. Я те покажу, как таким козлам живется!..

Анна опаздывала. Скотниковы просили ее приехать к шести. Но после сбора и взноса оставшейся суммы, после работы, нужно было еще заехать к маме, выслушать про давление, анализы, про соседку, уже прооперированную непревзойденным Болиславом Ивановичем.

— И ты представляешь, она уже на третьи сутки встала! Это просто чудо какое-то!

Анна улыбалась, гладила маму по руке, думая о своем.

Голова все еще была чужой. Мысли разбегались тараканами. Никак не удавалось сосредоточиться. Еще бы! За спиной вчерашний безумный день и бессонная ночь. Но следует признать, что ночной разговор с Толей заставил ее поверить в благородство идеи. Действительно, можно изменить жизнь близкого тебе человека, помочь ему выбраться из скучной, беспросветной, полунищей жизни! Как это сделать, она пока не очень представляла, но вера — это главное. Это залог успеха.

Наконец, Валентина Ивановна чмокнула дочь, и Аня уехала.

Подходя к знакомому подъезду, увидела, как двое охранников запихивают в машину чье-то тело. Голова была запрокинута, и лицо мужчины показалась Ане знакомым. Кто же это? Вспомнить никак не удавалось. Аня направилась к дверям.

Скотниковы ждали ее в вестибюле.

— Привет, я не очень опоздала?

— Нет, ничего, — в тридцать два зуба улыбнулась Гуся.

Скотников смотрел сквозь стеклянную дверь. Туда, на улицу.

— А что там случилось? — спросила Анна. — Кого сейчас увезли? Я иду, вижу: в машину мужчину без сознания втаскивают. Лицо какое-то знакомое… Господи, он на Витьку Нережко похож!

— Что ты, какой же это Нережко! — замахала руками Гуся. — Это случайный прохожий попал под машину. Наши надежные партнеры повезли его в больницу.

«Надежные партнеры»! Ни слова в простоте! Нет, они все же слегка чокнутые все. А я?

Ответить себе Лаврова не успела. К ним подошла девушка в черном брючном костюме-униформе, заговорила со Скотниковыми о предстоящем ежегодном бале.

Анна тем временем огляделась. Нынешняя обстановка разительно отличалась от вчерашней. Небольшой оркестр исполнял джазовую композицию. Тихая, умиротворяющая музыка. Возле стены несколько составленных рядом столов, накрытых белыми скатертями. Там наблюдалось некое скопление народа.

— А вы чай не пили еще? — обернулась к ней девушка.

— Нет, а что, можно?

— Нужно! — улыбнулась та. — Вы же с работы, госпожа Лаврова? Устали наверняка. Непременно выпейте чашку чая или кофе. Мы работаем допоздна, нужно подкрепиться. Там и бутерброды, и пирожные. Это все за счет фирмы!

Лавровой была подарена еще одна улыбка. А что? Действительно, за весь день маковой росинки не было…

Аня подошла к столу. Ей тут же уступили место. Кто-то налил ей кофе, кто-то передал блюдо с бутербродами. Ее узнавали, здоровались, поздравляли с принятием верного решения. После чашки крепкого кофе настроение заметно улучшилось, словно она выпила бокал шампанского.

Просто я весь день ничего не ела, да и нервы ни к черту. То плакать хочется, то смеяться…

К ней спешили Скотниковы.

— Пойдем, Анюта, скоро начало, — подхватил ее под руку Анатолий. — Кстати, в среду — бал! Готовь вечернее платье!

— Я же улетаю в Прагу, ты забыл?

— О, как жаль! Ну ладно, праздники еще будут! Летом непременно будет что-нибудь выездное… Куда-нибудь… на Средиземное море.

Аня недоверчиво хмыкнула.

— Смейся, смейся! Сама убедишься!

Семинар госпожи Третьяковой проходил в небольшом уютном зале.

Знакомый компьютерный голос поздоровался с залом, зал поднялся, скандируя свое «хей, хей, хей…».

Скотниковы выкладывались по полной программе. Аня едва шевелила губами. Заставить себя выкрикивать этот идиотский клич было выше ее сил.

На сцену стремительно вышла невысокого роста худенькая женщина лет двадцати шести. Она сияла оживленным лицом, лучилась огромными зелеными глазищами, кому-то весело подмигнула, кого-то приветствовала взмахом руки.