Диалектика критической теории вышла за пределы марксистской критики политической экономии. Во время войны Хоркхаймер оставил свое намерение написать большое сочинение по диалектике; вместо этого он и Адорно составили сборник эссе и набросков, «Диалектику Просвещения» (1944). Тема задала направление для послевоенной Франкфуртской школы – буквально, описать саморазрушение Просвещения с намерением «спасти просвещение»142. Это все еще воспринималось как продолжение марксизма, но интерпретация фашизма как государственного капитализма, автором которой был Фридрих Поллок, что также было применимо и к сталинизму, тяготела к тому, чтобы отодвинуть классические марксистские экономические категории на задний план. Процесс, который уже был очевиден исходя из различий между неопубликованной версией «Диалектики Просвещения» 1944 года и амстердамским изданием 1947 года143. Последняя значительная работа Хоркхаймера, «Затмение разума» (1947), фокусировалась на критике инструментального разума. После войны, когда Адорно стал передовым критическим теоретиком, «die verwaltete Welt», выражение, трагический тембр которого на английском звучит совершенно немузыкально, как «администрируемый мир» [the administered world], стало центральным критическим понятием. Фрейд и его культурная критика также были инкорпорированы в послевоенную критическую теорию, в особенности в работе Герберта Маркузе «Эрос и цивилизация» (1955).

Хотя пуповина, ведущая к марксистской критике политической экономии, так никогда и не была обрезана, надежды на какой бы то ни было положительный результат диалектики все еще оставались. Эта критика заложила основу для критики Маркузе «идеологии индустриального общества»144. Ее можно обнаружить в полемике Адорно с Поппером, а также в имманентном виде в последней работе Адорно, его весенних лекциях 1968 года, которые представляли собой введение в социологию. В них он отчитывал Чарльза Миллса за то, что тот остался привязан к сложившимся конвенциям в социологии, что он пренебрег анализом экономических процессов145.

К 1968 году Юрген Хабермас, ассистент и протеже Адорно, преемник Хоркхаймера на посту главы кафедры философии и социологии во Франкфурте, уже активно работал, вычленяя критический проект из марксистской политэкономии. Эти новые направления изначально были вдохновлены изменениями в самом капитализме, который формировал новые модели политики, науки и техники. К марксистским концептам производительных сил и производственных отношений – ключевым понятиям теории социальной диалектики Маркса – Хабермас добавил «труд», который включал инструментальное действие и рациональный выбор, а также «символически опосредованное взаимодействие» или «коммуникативное действие». В серии лекций и набросков курса 1960‐х годов Хабермас очертил новую теоретическую почву146, на которой он позже возвел свои великие теоретические конструкции, «Теорию коммуникативного действия» и теорию права147. Хабермас оставил в стороне системное противоречие, которое анализировала марксистская теория, сперва заменив его различением между разными видами действия и интересами знания, а затем конфликтом между социальной системой и «жизненным миром».

Вместо некоторых оправданных заявок на легитимность Хабермас не видел и сам не представлял себя, или даже без возражений позволял другим представлять себя наследником критической теории, продолжателем работы Франкфуртской школы. Вместе с тем «критическая социальная теория» в более широком смысле – это то, что он продолжил практиковать «в виде безоговорочной самокоррекции и самокритики»148. Критическая защита современности оставалась центральным элементом этой практики149. С точки зрения истории или социологии здесь можно наблюдать, несмотря на все различия базовых теорий, сродство между Марксом и Хабермасом150.

Хабермас порвал не только с критикой политической экономии, но и с дискурсом своих предшественников. Он отошел от их «фрагментарной» Essaïstik151 в сторону разработанного критического противостояния с другими модусами мысли. В самом деле, хабермасовский способ философской работы посредством изложения и обсуждения трудов других больше напоминает Маркса, чем Адорно. Его концепции коммуникативной рациональности и коммуникации, свободной от принуждения, конституируют попытку предоставить нормативные основания для его собственной позиции. Ни Адорно, ни Хоркхаймер, ни Маркузе, воспитанные классической традицией немецкого идеализма, никогда не утруждали себя ничем подобным152.

Критическая теория – это философская рецепция – развитие Марксовой критики политической экономии и ее рефлексия, – помещенная в контекст травматических событий между 1914 и 1989 годами, от бойни Первой мировой войны, неудавшейся революции на Западе и ее уродливой формы в России, Великой депрессии и победы фашизма – с его институционализацией и рационализацией погромов национальных меньшинств, чем и был Холокост, – до подъема крупных корпораций, Второй мировой войны и одномерности холодной войны. В своей очень специфичной тональности критическая теория выражает направление радикальной рефлексивности европейского пути через современность.