— Ну, теперь узнал?

Впереди путь им пересекали рельсы, и Максим неуверенно предположил:

— Вокзал, что ли?

— Ну, наконец-то! Вот здесь, где мы стоим, в наше время будет ювелирный магазин. А вон там — стоянка такси.

Он оглянулся на бредущего за ними на почтительном расстоянии и удивлённо на них таращившегося старшину и дёрнул Максима в сторону.

— Пошли.

Максим шепнул:

— Мы у него вызываем подозрение.

— Да и чёрт с ним. Всё равно скоро исчезнем. Ты лучше взгляни сюда. Вот здесь будет мост через рельсы. Узнаёшь?

— Нет. Я Мурманск плохо знаю.

Долгов восторженно посмотрел по сторонам и начал рассказывать:

— А у меня с ним многое связанно. Я ведь пораньше тебя на север приехал. Ещё до того, как Горбачёв нас объявил дармоедами. У меня и жена из Мурманска. Так я запросто ей на восьмое марта в Москву за цветами летал. Билет стоил девятнадцать рублей, а получали за шестьсот. Да, было время. И уважение, и деньги не считали. Помню, мы с друзьями, молодые лейтенанты, впервые отпросились из гарнизона в город. И, как водится, опоздали на последний автобус. Пошли на стоянку такси, а там очередь аж за вокзал. Но таксисты — народ прожжённый, увидели моряков и сразу, мимо всех, к нам. Что им народ в очереди? По городу максимум рубль срубишь, а к нам в гарнизон доехать стоило двадцать пять. Какой тут бедлам начался! Люди кричат, что это наглость и произвол военных! Таксисты нас на части рвут! А мы стоим, как пришибленные, ничего понять не можем.

— Ну и как? Поехали?

— Красиво поехали. Чтобы помирить таксистов, взяли две машины. Так, с эскортом, в гарнизон и приехали — сами в первой машине сидели, а задняя везла наши фуражки.

Максим улыбнулся. Долгов напомнил ему его друга, Артёма Петрова. Такой фривольный поступок очень напоминал размашистые загулы доктора. Хотя, по меркам Артёма, такая езда была бы скорее пуританской забавой. Потому что Максим был уверен: его друг вместо фуражек набил бы вторую машину легкомысленными девицами. Да ещё, как ему это часто удавалось, умудрился бы провезти их в гарнизон, к ужасу дежурной по общежитию Клавдии Ивановны и радости друзей Артёма.

Они перелезли через выкорчеванные из земли шпалы и оказались в порту. Всё чаще по дороге попадались английские и американские моряки в белых матросских шапочках. С опаской поглядывая на синюю фуражку Долгова, они торопились уйти с дороги. В советских знаках различия англичане путались, но осторожность при встрече с синими фуражками нквдшников переняли у русских. Толик шагал широко, перепрыгивая через попадавшиеся на пути брёвна. На шаг позади еле поспевал Максим. А за ними, на расстоянии десяти шагов, шел старшина и пытался расслышать хотя бы обрывки разговора старшего лейтенанта и Горбуна. Долгов остановился и, вытянув шею, попытался рассмотреть мачты английского крейсера. Вдруг рядом раздался противный скрежет, и перед ними прошла четвёрка оленей, тащившая по траве волокушу к стоявшему у причала эсминцу. На волокуше лежала торпеда, для устойчивости подпёртая деревянными чурбанами. А верхом на торпеде сидел молодой лопарь в национальной одежде из шкур и, не обращая ни на кого внимания, мычал замысловатую песню на родном языке. Максим с Толиком проводили его взглядом и уже хотели идти дальше, как вдруг волокуша остановилась. Лопарь спрыгнул и, вытянув в их сторону руку, тонким детским голосом радостно закричал:

— Эй! Я тебя знаю!

Долгов замер. В голове пронеслась тысяча догадок, одна страшнее другой. Но, взглянув ещё раз на ребячье лицо юноши, он понял, что тот показывает мимо них, куда-то назад. Он обернулся. Без сомнения, лопарь указывал на старшину. Велло занервничал и дёрнулся было назад, но, спохватившись, растерянно пожал плечами:

— Обознался, — от волнения его акцент усилился. — Я его не знаю.

Но лопарь не унимался. Чтобы старшина его быстрее узнал, он сбросил с головы капюшон.

— Ты был у нас в чуме две весны назад. Мой отец рассказывал тебе наши сказки. Я тебя помню. Ты подарил отцу ружьё. Хорошее ружьё. Отец до сих пор с ним охотится.

Долгов удивлённо замер и посмотрел на Велло, ожидая, что он ответит. Старшина уже оправился от растерянности и недовольно огрызнулся:

— Сколько раз тебе говорить, что ты обознался. Я никогда не видел чумы и, тем более, в них не был. Товарищ старший лейтенант! — теперь он апеллировал к Долгову: — Какие ещё сказки? Обознался он. Мы ведь для них все на одно лицо, как и они для нас.

— И то правда, — согласился старпом. — Я так и не научился их различать.

Обойдя лопаря, он произнёс:

— Обознался ты, дружок. Бывает.

Велло, окинув оленей и их хозяина хмурым взглядом, сделал крюк вокруг волокуши и, догнав Долгова, продолжил оправдываться:

— Товарищ старший лейтенант, ошибся мальчишка. Сказки какие-то. Я его первый раз в жизни вижу!

Но Долгов уже забыл и об оленеводе, и о его оленях. Они шли по набережной, и за двумя прижавшимися к причалу пароходами он увидел мощную надстройку крейсера. Нужно было перекинуться парой слов с Максимом с глазу на глаз. Остановившись, старпом рассеянно взглянул на эстонца и переспросил:

— Что? А… ты о нём? Да я понял, что он обознался. Ты, старшина, возвращайся и перегони машину вон туда, к крейсеру, а мы напрямую здесь подрежем.

Дождавшись, когда Велло исчез, он дёрнул Максима за рукав.

— От меня не отходи. Кто бы чего ни спрашивал — молчи! Я опасаюсь, что здесь может оказаться мой начальник майор Воронов, и тогда возникнут ненужные вопросы. Так что со всеми буду говорить я, а ты помалкивай.

Максим послушно кивнул. Он уже начинал жалеть, что втянул в эту авантюру Долгова. Вероятно, лучше было бы дождаться его в камере. Так нет же! Распустил сопли, как слюнтяй, а теперь подверг риску и себя, и старпома. Максим опасливо оглянулся, но никто не обращал внимания на его короткие, не по размеру брюки и фуфайку не по сезону. Все были так или иначе заняты погрузкой тяжёлых ящиков на крейсер. Высокие серые борта, поднятые приливом, возвышались над бетонным причалом, и узкий деревянный трап задрался вверх под невероятно крутым углом. Чтобы подняться на борт крейсера, нужно было взбираться, чуть ли не руками хватаясь за ступеньки. Но ещё при этом необходимо было тащить неподъёмный ящик, обитый железными полосами. Но больше всего Максима поразило то, что погрузкой, наравне с грузчиками в телогрейках, занимались женщины, одетые в грубые робы, а здоровые мужики в синих фуражках стояли по обе стороны в два ряда и хмуро наблюдали за их работой. Заметив Долгова, от оцепления отделился старший и, козырнув, доложил, что погрузка золота идёт по плану и не позже, чем через час, будет закончена. Старпом важно кивнул в ответ, а в душе расслабился. Если доложили ему, то значит он на погрузке главный, и его начальство посчитало это мероприятие ниже своего достоинства. Он окинул взглядом полупустой грузовик и выстроившихся на борту крейсера и принимавших груз уже на «своей территории» английских матросов. Оставшись довольным, он откозырял в ответ и, царственно произнеся: «Продолжайте!» — вернулся к Максиму.