— Завтра в восемь я жду вас, мистер Гесс. Заодно и на Бита посмотрите. Он… волнуется. Или нервничает. Или заболел — не знаю.

Мужчина меняется в лице. Вначале хмурится, затем смотрит заинтересованно.

— Мерцатель ведёт себя странно?

— Бит? Да. Мне даже утром показалось, что он знает, что находится в том проклятом конверте. Вы сказали мерцатель?..

— Так называют этих кроликов у меня на родине. Из-за радужной шкурки.

Я кивнула. Да, очень подходит. Мерцатель.

— Я пойду? — потопталась на месте, не решаясь сделать шаг: мистер Гесс так и стоит у меня на пути, закрывая спиной дверь.

Он темнеет лицом, сводит брови в одну линию, сжимает губы.

— На улице ночь. Я провожу вас.

В общем, можно перевести дух. Я не смею возражать и отказываться: боялась самой себе признаться, что страшусь проделать обратный путь в одиночку.

Мужчина набрасывает плащ на плечи, и мы выходим из комнаты. В тени коридора маячит фигура мистера Ферейро. Я напрочь забыла о пирате, что привёл меня сюда. Надо же: не ушёл, дожидается. Он не делает попыток приблизиться, лишь салютует рукой, покачиваясь на неверных ногах. Мистер Гесс хмурится и сжимает мой локоть.

— Только не говорите, что вы пришли с этим человеком, — шипит он угрожающе, и я съёживаюсь под его яростным взглядом.

— Мистер Ферейро был так любезен, что провёл меня к вам. Я не знала, где можно найти вас. И вообще — он мой давний клиент. Не смотрите, что он выглядит несколько… непрезентабельно. В общем целом, он достаточно порядочен.

Я бормочу слова, пытаясь успеть за широким шагом мужчины. Удаётся не очень: приходится трусить за ним вслед, как мелкая собачонка на привязи. Он так и не отпустил мой локоть и тянул за собой, как разозленный учитель нерадивого ученика за ухо.

Мистер Гесс останавливается резко, я налетаю на него так, что искры из глаз сыплются. Не человек, а скала какая-то! Больно же!

— Клиент? Порядочный? На этого типа днём сложно смотреть без содрогания! Вы когда-нибудь думаете, Рени? Как до сих пор с вами ничего не случилось — диву даюсь!

Злобный уродливый монстр — вот кто он, а не мистер Гесс! Да как он вообще смеет разговаривать со мной в подобном тоне! Да как вообще ему пришло в голову обозвать меня безмозглой дурочкой?!

— Вот уж не думала, что одноглазый хромой старик с протезом вместо правой руки способен ввести вас в трепет, — цежу сквозь зубы, отвешивая мысленный пинок этому невыносимому типу, и пытаюсь избавиться от цепких пальцев: мне больно, рука занемела. Завтра точно проступят мерзкие синяки.

Вот действительно: о чём я думала, когда решила, что могу взять это чудовище в напарники? Он же меня нравоучениями замучает. Мало мне миссис Фредкин?

Я слышу, как мужчина медленно выдыхает, ослабляет хватку.

— Я прошу прощения, мисс Пайн за непозволительное поведение, — произносит он холодно, и я стою, хлопая глазами. Осталось только рот открыть и действительно превратиться в дурочку. Никогда, никогда не пойму его поведения и мотивов. То он тиран, то вежливый джентльмен.

Он учтиво предлагает руку, я, поколебавшись, цепляюсь за него, и дальше мы идём спокойно, не спеша, молча.

Не знаю, что в нём такого, но никто не рискнул к нам пристать. Не делали попыток, хотя переулки прямо таки кишели подвыпившими матросами и подозрительными личностями, что, зыркнув, отступали в тень. Интересно, что их так пугало? Высокий рост? Фигура у мистера Гесса хоть и хорошая, но не впечатляющих размеров. Это я знаю, что у него сталь вместо мышц, но им-то всем откуда об этом знать? Плащ скрывает преимущества.

Как бы там ни было, а до моего дома мы дошли без приключений. Бит устроил нам торжественную встречу: урчал, хлопал ушами, светился радужными переливами в темноте (вот уж, а я и не знала, что он как разноцветный фонарь). Зверёк явно радовался, увидев мистера Гесса.

Мужчина погладил мерцателя и потрепал за круглые уши.

— Я тоже рад тебя видеть, дружище, — сказал он, задерживая ладонь на голове Бита. — Спокойной ночи, мисс Пайн, — добавил учтиво и прикоснулся губами к кончикам моих пальцев.

— Завтра в восемь, — пискнула я, пытаясь не дёрнуться от разряда молнии, что шарахнула меня изнутри от его простого учтивого прикосновения губами к руке. — Не опаздывайте!

А потом я позорно сбежала. Скрылась за дверью. Прислонилась к ней спиной и медленно сползла вниз. Безумный день, полный тревоги и напряжения, закончился.

Усилием воли я поднялась на ноги и отправилась в свою комнату. Умыться и спать. Завтра мне понадобится много сил, и лучше не думать, на что они пойдут.

Гесс

За ней давно закрылась дверь, да и я шагал по ночному городу обратно, в своё временное жилище, но не мог ни о чём думать, кроме как о бесстрашной, но доверчивой, строптивой, но искренней мисс Пайн.

Она злила, выводила из равновесия, раздражала и притягивала одновременно. Мне бы плюнуть на всё. Разум опять холодно говорил, что подобные девицы постоянно попадают в нелепые истории, которым не будет конца, а чувства тянулись к ней, как к солнцу тянутся растения.

Завораживала. Приманивала. Призывала. И я шёл на этот неслышный зов, как последний кретин. Напарник мисс Пайн. В иное время и в другом мире я бы посмеялся и, не раздумывая, выставил бы ходячее стихийное бедствие за двери.

Вместо этого захотелось поддержать её. Дать уверенность. Свернуть горы. Достать до неба. Вкус её губ я чувствовал до сих пор. В этот раз не забрал, а дал. Влил в неё силы. И, наверное, выложился бы без остатка, если бы это было необходимо.

Впервые я отдавал, повинуясь непонятному порыву. Хотелось утешить. Прикоснуться. Волосы её — мягкие и живые. Пальцы путались в локонах, зудели, покалывали. Как искры не сыпались — не пойму. Чудом, наверное.

Я тонул и возрождался. Меня выбрасывало на поверхность жарких волн, как лёгкую пробку. Она первой отстранилась, и я пожалел, что всё закончилось. Как хорошо, когда она молчит. И как жестока реальность, когда приходится возвращаться из полёта в бездну назад.

Кажется, я мечтал её придушить, обнаружив за дверью однорукого и одноглазого прохвоста. Тёмный — я это чувствовал всей кожей. Некогда опасный, как острый клинок, сейчас странный тип больше походил на огромную рыбину, что выбросило на берег.

Вместо того, чтобы сдохнуть, на смену жабрам он отрастил лёгкие и адаптировался на суше. Не стоило обольщаться: зубы акулы остались при нём. И только наивная чистая Рени могла считать его милым стариком.

Я делал ей больно, и лишь усилием воли взял себя в руки. Кажется, даже прощения выдавил, пытаясь играть роль настоящего джентльмена. Но на этом всё.

Для других я излучал такую опасность, что вся подзаборная шваль шарахалась от нас и пряталась подальше, не рискуя встать на пути. Если бы хоть у одного из них перемкнуло в голове, я не уверен, что безумный храбрец остался бы жив. Меня бы не остановила даже трепетная Рени. К счастью, ни одна крыса не решилась высунуть нос из норы.