Возвращаясь как-то ночью со своего очередного тайного задания, Давид не обратил внимания на ничем не примечательного парня, который шагал вслед за ним по другой стороне улицы. Ну идет себе человек и пусть идет. Мало ли таких бродит по ночам. Миновав освещенную часть города, Давид свернул в пустынный парк – причем не осторожности ради, он любил бывать тут. Ночной парк привлекал его особенно: острее ощущался свежий смолистый запах сосен, мягко светила луна, как большая небесная лампочка, – и тишина вокруг. В этой тишине очень четко были слышны его шаги по гравийной дорожке. Как и все музыканты обладавший очень чутким слухом, Давид вскоре услышал посторонний шорох и, приглядевшись, заметил темную фигуру, крадущуюся среди кустов. Только тогда он понял, что его «ведут»… и, резко вильнув в сторону, побежал. Парк оказался заброшенный, заросший, в этом было и преимущество, и беда. Давид то и дело натыкался на поваленные деревья или тесно сплетенные ветки кустарников. Мешал бежать, конечно, и футляр от скрипки, который цеплялся за все что придется. Правда, шума погони Давид не слышал, однако продолжать путь со своей таинственной поклажей посчитал опасным. Вполне может быть, что за ним следят не первый день и уже знают, куда он направляется. Приметив заросшее молодым кустарником большое дерево, на котором луна ярко высветила вырезанные ножом сердца, Давид, размахнувшись, бросил футляр, попав в самую гущу листвы. Да, это был правильный шаг. Преследователь и не думал исчезать. Похоже, он лучше Давида знал заброшенный парк и встретил юношу на самом выходе. Драться, а тем более пытаться снова убегать было бесполезно – преследователь имел преимущество: маленький пистолет, небрежно зажатый в руке. Впрочем, тон незнакомца оказался вполне миролюбив.

– Ты чего убегаешь?

– А что, нужно стоять и ждать, когда на тебя нападут? – буркнул Давид.

– Где скрипка?

– Потерял!

– Ты мне сказки не рассказывай. Посидишь пару суток – вспомнишь.

Действительно, его продержали почти неделю… и вдруг отпустили. Он даже не понял, что кто-то хлопотал об этом.

Тогда и состоялась встреча Давида с Сашей у тюрьмы. И он благословил тот день, когда стал курьером у Дирижера, день, который приблизил час его свидания с ней. В груди Давида словно зажглась яркая лампочка, согревая душу теплым, ласкающим светом.

В тот же вечер, не думая о возможной слежке, он отправился в парк. Футляр оказался на месте.

Утром Давид принес его Дирижеру. Тот долго смотрел на юношу сквозь стекла очков и вдруг заявил:

– Все содержимое – твое.

– А что там?

– Дома посмотришь. Только закройся в комнате, когда смотреть будешь! – усмехнулся Исаак Моисеевич.

Давид думал, что догадывается о том, что носит в футляре от скрипки. Белый порошок в их городке входил в моду. Давид понимал, что передает смерть людям, но время было такое, когда выживали кто как мог. Однако он ошибался. Это были не наркотики…

Давид открыл дверь своим ключом. Картина была безрадостно привычной: отец спал на диване, рука безжизненно свисала вниз, посинев от неудобной позы. Вовочка смотрел мультики и поедал зефир в шоколаде. К счастью, мамы дома не оказалось. Давид зашел в их с Вовой комнату, где царил беспорядок: журналы, книги, ноты, игрушки… Все валялось где попало.

Он достал дорожную сумку на антресолях и принялся быстро забрасывать туда свои вещи. Затем вдруг остановился и начал выкидывать все на пол. «Зачем мне это?» Он ногой затолкал вещи под диван. Потом нашел тетрадку, вырвал лист и написал:

«Мамочка! Не волнуйся. Я уехал в Киев. Позвоню тебе, когда смогу. Деньги на жизнь в нашем тайнике. Д.З.».

В пустую сумку Давид сунул куртку, взял скрипку и, даже не взглянув еще раз на отца и брата, вышел. Он почти бежал к Исааку Моисеевичу. Давид знал, что Дирижер не любит, когда к нему обращаются с личными просьбами. Но, во-первых, нельзя же было просто исчезнуть, не объяснив директору, что он решил переехать в Киев. А во-вторых, на что жить, когда деньги закончатся?

Исаак Моисеевич дирижировал виртуозно, оркестр выпускников играл как живой организм. Давид, застыв в дверях концертного зала училища, позабыв счет времени, заслушался. Звучала музыка Рихарда Вагнера, второе отделение оперы «Тристан и Изольда». Накал чувств, волнующих, невыразимо прекрасных, поглотил юношу. В такие моменты Давиду казалось, что он один на Земле… Нет, он и Господь. Юноша нервно сглотнул и сел в зале, ожидая перерыва.

– Ты что здесь делаешь? – Вопрос задала секретарша Исаака Моисеевича, пышногрудая Лена.

От неожиданности Давид вздрогнул.

– Жду!

– Не жди! – Она кокетливо засунула привычным жестом выбившуюся прядь гладких волос за ухо. – У него серьезные планы. Он пойдет со мной.

– Но мне срочно нужно поговорить!

В это время Исаак Моисеевич спустился со сцены в зал.

– О чем спорите, молодежь?

– Мне нужна аудиенция, это займет всего минуту!

– Ну пошли, юноша. У меня сейчас небольшой перерыв. Лена, сбегай-ка в буфет, купи что-нибудь перекусить!

Когда они зашли в его кабинет, Исаак Моисеевич закрыл дверь на ключ.

– Давид! Забудь все, что ты делал! Ты молод, неискушен и… ты можешь стать отличным музыкантом. Не стоит играть с судьбой. Она ясно дала понять тебе, что ты был занят не тем.

– Я уезжаю в Киев! И там я мог бы делать то же самое, – упрямо произнес Давид.

– Забудь! – в голосе Исаака Моисеевича зазвучали металлические нотки.

– А как мне зарабатывать на жизнь, у меня ведь семья? Я женюсь.

Исаак Моисеевич долго смеялся, до слез, потом высморкался.

– Я оформлю тебе академотпуск по семейным обстоятельствам. Училище нужно закончить. И поступить в консерваторию, ты понимаешь меня? Все! Разговор окончен! Держи телефон, если придется совсем плохо, звони! А вот и Леночка! – Он отпер дверь и заулыбался юной блондинке.

Давид стиснул зубы и молча вышел.

Давид решил сначала снять квартиру в Киеве, найти работу и тогда уже, вернувшись в Кривой Рог, попытаться уговорить Сашу поехать с ним.

В Киев Давид попал поздним вечером. Возле вокзала стояли упитанные тетушки и, перебивая друг друга, предлагали комнаты на одну-две ночи. Он выбрал наиболее ухоженную, похожую на учительницу женщину средних лет, которая не вписывалась в эту толпу.

– Комната?

– Нет, квартира.

– Когда можно заезжать?

Она с недоверием посмотрела на юношу, годившегося ей в сыновья.

– Оплата за шесть месяцев вперед, три тысячи долларов.

– Согласен. Но сначала я должен посмотреть.

– Поехали. Это в центре. Рядом с Крещатиком.