– Ты чего застыла как столб. У меня мало времени. Бегом раздевайся.

– Николай Владимирович, ничего не будет, ни сегодня, ни послезавтра. Никогда. Я сюда больше не приду.

– Что?! В чем дело?

– Я не хочу объяснять. Не приду, и все! – жестко ответила она.

– Ты уволена! – Николай Владимирович принялся одеваться. Руки его дрожали от ярости, и пуговицы выскальзывали из пальцев.

– Сексуальные отношения и работа не имеют ничего общего. – Она взяла со стола лист бумаги и под взглядом ошеломленного босса написала: «Прошу уволить по собственному желанию…»

– А ты строптивая, жидовочка! – Эти слова прозвучали в адрес Саши впервые.

У нее возникло странное чувство, будто кто-то выжигает клеймо на внутренней стороне руки, как в концлагере. Однако она, сжав кулаки, любезно улыбнулась:

– Подавитесь своим продуктовым пайком. Я слишком дорога для вас!

Хлопнув дверью, Саша бегом спустилась по лестнице. Внутри все клокотало. «Так тебе и надо. Вела себя, как продажная девка!» Слезы текли ручьем, но Саша даже не вытирала их и не обращала внимания на прохожих, поглядывавших на нее кто с сочувствием, кто с любопытством.

Мать возилась на кухне.

– Мам, я дома, – крикнула Саша и заперлась в ванной.

Теперь нужно время, чтобы успокоиться и зря не нервировать мать, которая тут же увидит Сашины заплаканные глаза и примется пить корвалол. Саша включила воду, подождала, когда наполнится ванна, и вылила туда два колпачка душистой пены.

Через полчаса она почувствовала себя вполне успокоившейся.

– Ну вот и все! Завтра пойду заберу трудовую!

Обмотавшись махровым полотенцем, Саша вышла из ванной, посвежевшая и разрумянившаяся.

– А тебя тут мальчик ждет! – нелепо сказала мама, у которой за спиной возник пунцовый, улыбающийся Давид. В дверях, раскрыв от любопытства рот, стоял Павлик.

– Здравствуй, Саша! А я за тобой!

– Нет, вы никуда не пойдете. Сначала обед, – возмутилась Мария Александровна. – Я уже на стол накрыла.

Саша счастливо рассмеялась. Он здесь, и значит, теперь уж точно все будет хорошо.

– Мы уезжаем жить в Киев, – вдруг произнес Давид. И хотя фраза эта звучала утвердительно, в лице его было неуверенное, вопросительное выражение.

Да, Саша не любила, когда за нее вот так решали, не спросив. Она сняла с головы шапочку для душа и взметнула медными волосами.

– Кто тебе сказал, что…

Давид не дал Саше ответить, поцеловав ее в губы на глазах у ошеломленной матери и сына.

– Поехали, мамочка! Дядя Давид сказал, что теперь он мой папа! Это правда? – Павлик смотрел на Сашу широко раскрытыми голубыми глазами.

– Да! То есть нет! Зачем ты голову ребенку морочишь? – рассердилась она.

– Ну, не злись. Пойдем поговорим! – Давид умоляюще взглянул на нее, и Саша тут же остыла. Ведь она так ждала его, так волновалась. И в самом деле, зачем сердиться? Почему бы не позволить ему все решить за нее. Именно так всегда вел себя отец, и все были счастливы.

– Я приехал за тобой. Я снял замечательную квартиру, нашел работу. У нас все будет хорошо. Поверь мне! – упрямо произнес Давид, когда они остались одни.

– А вот возьму и поверю! – рассмеялась Саша, ласково взъерошив его волосы.

– Вот и поверь!

На коротком семейном совете, за обедом, решили, что Павлик пока останется здесь, доучится до конца года, а потом Давид и Саша заберут его в Киев. Мария Александровна согласно кивала, но глаза ее были полны тревоги и слез. Счастливые влюбленные, занятые друг другом, этого не замечали.

Всю дорогу в автобусе они целовались, не обращая внимания на остальных пассажиров. Наконец добрались до съемной квартиры. Давид волновался, а вдруг Саше там не понравится.

Саша разглядывала обстановку и удивлялась:

– Как тебе удалось найти такое гнездышко?

– Случайно. Я же везучий! Пойдем, спальню тебе покажу.

Спальня с большой красивой кроватью и изящной белой мебелью была великолепна. Давид смотрел на Сашу, сияя улыбкой победителя, а она не могла вымолвить ни слова, почувствовав вдруг в теле необыкновенную слабость. Новая жизнь началась так внезапно, что даже осознать происходящее казалось нереально. Столько перемен за одни лишь сутки. Какой женщине под силу это выдержать? Саша покачнулась и, наверное, упала бы. Но Давид подхватил ее на руки и, нежно целуя, положил на кровать. Быстро снял с нее джинсы и майку. С его губ сорвался стон восторга. Не в состоянии преодолеть соблазн, он начал языком ласкать ее выпирающие соски, одновременно срывая с себя брюки, и Саша почувствовала, как он упирается своим горячим естеством в ее ложбинку между сжатых ног… Они потеряли счет времени. Медные волосы огнем развевались теперь над Давидом, который ритмично двигался вместе с ней. Саша довела его до критической точки на секунду раньше, чем пришла к апогею сама. Они полностью подчинились инстинкту природы… и очнулись только утром.

– С пробуждением тебя, императрица!

Саша, смущенная своей наготой, обмоталась простыней и побежала в ванную. Расчесывая перед зеркалом спутанные волосы, она увидела, что красная зубная щетка стоит в стаканчике рядом с синей.

– Предусмотрительный какой! – восхитилась Саша и поняла, что впервые после смерти отца чувствует себя защищенной.

Саше казалось, что это какой-то эксперимент, как в медучилище: будто кто-то умирал, а они спасали жизнь. Ей представлялось, что она спасает Давида от смерти, а иногда – наоборот. Отдавшись первому в ее жизни сильному чувству, Саша забыла про сына и мать и позвонила им только через неделю, когда Мария Александровна, рисовавшая в своем воображении самые страшные картины, уже едва не лежала с сердечным приступом.

– Але! Мамуля, – Саша осеклась, услышав чужой голос.

– Это Олеся Петровна, ваша соседка.

– А маму можно?

Мария Александровна вырвала трубку и сквозь слезы отругала Сашу:

– Ты бессовестная! Уехала, не позвонила! А если бы я… Если бы со мной… Ты самая жестокая дочь!

– Мамочка, прости! Мне нечего сказать в свое оправдание. Я больше так не буду.

Эта фраза была волшебной для Марии Александровны. Она сразу переставала сердиться на дочь, которая в такие минуты виделась ей пятилетней беспомощной девочкой. Однажды маленькая Саша искала конфеты, спрятанные в самом углу старинного буфета. Он был громоздкий и высокий, поэтому малышке пришлось встать на стул да еще и подняться на цыпочки. Увлеченная своим занятием, девочка не услышала шагов вошедшей на кухню матери.

– Саша! – окликнула ее тогда Мария Александровна.