Всё вокруг было белым – палуба, паруса, небо, море. Я не оговорился: Онежское озеро – фактически море, вода только пресная. Сто миль по оси и сто метров под килем. Не шутка. Я это почувствовал, глядя на цифры лота, быстро набирающие глубину.

Мы достали компас и склонились над картой. При известном воображении форма Онеги напоминает силуэт скорпиона. С головою на юг и множеством лапок на северо-запад, круто к северу задирается хвост с иглой Беломорканала в конце. Взяли курс на Шардонские острова – архипелаг посредине Онеги, пункт передышки на полпути к остальным здешним прелестям. Яхта беззвучно скользила в пространстве. Я оглянулся. Берег плавно уменьшился, призрачно истончился и канул вдали.

По традиции, всякий новый матрос обязан лишиться невинности. То есть, на глубине окунуться в Онегу. Разумеется, нагишом. Новичок в экипаже был только один – я. Парни глумились. Спустили лесенку. Мне дали веревку с петлей, чтоб я продел руку. И я сиганул.

Вода обожгла. Ледниковая бездна не слишком-то прогревалась. Я вылетел пробкой. Не столько от холода, сколько от ужаса. Что бы там ни рассказывали про опасности мели, я почувствовал шкурой: глубина – это страшно. Под торжественное улюлюканье поднесли кружку с водкой. Я, задыхаясь, выпил.

Потом все разделись и по очереди окунулись. Просто из куража. Потом сели пьянствовать. Голые боги с природой наедине. Стесняться здесь некого. Тем не менее, кое-что бросалось в глаза. Я особенно-то не смотрел, но подсознание то и дело косилось – на Андронов увесистый мужской атрибут.

Я невольно ему позавидовал. Не умом, а чем-то темным, глубинным. Можно рассуждать, есть Бог или нет, но то, что природа всех награждает по-разному – факт. И не случайно, когда Каин убил Авеля, Бог оправдал злодея. Он оправдал человека: после изгнания из рая первой человеческой эмоцией оказалась зависть. Или то была ревность?

Шардонские острова – пара плоских базальтовых скал, покрытых мхом и корявыми соснами. Между ними – пролив. Мы вошли. Бросили якорь у южного острова. Спустили сходню на черные камни. Слегка разбрелись. Терпко пахло цветением севера. Вокруг простиралось безмолвие.

Андрон вытащил сотовый и забрался на верхнюю точку острова. Тыкал кнопки, настраивал, наконец, поймал Северо-западную GSM. Это было шикарно: позвонить с края света, с Шардон, из сердца Онеги – в цивилизацию. Он позвонил Любаве и, раздуваясь хмельной радостью, с ней поболтал.

От избытка чувств и широкой натуры предложил позвонить и ребятам. Парни воспользовались. Каждый вышел на связь со своею женой.

– Ну а ты, будешь звонить?

Я взял телефон. Поглазел на дисплей, на кнопки… И вдруг понял, что некому. Нет в этом мире души, с которой меня бы связывала нить моего сердца – пустого, как горизонт в белую ночь.

– Спасибо. Нет.

«Для моряка, уходящего в дальнее плавание, проблема не в том, что нельзя дважды войти в одну воду, а в том, что невозможно дважды ступить на один берег». Это изрек один из парней, когда наш курс лег на финиш, и вдали показался причал клуба «Парус».

Вот так и бывает: встретишь в пути человека, проведешь вместе время, пройдешь через испытания, а по-настоящему и не поговоришь. И только в конце путешествия случайная фраза всколыхнет глубину, и почувствуешь душу, и намек на возможную дружбу, но пора расставаться, ограничившись легким приятельством и обращая все в шутку.

На причале ждала Любава. Накануне Андрон ей звонил, уточнил, когда мы прибудем. Она приехала за рулем «мерса». И еще ждали знакомые одноклубники. Собралась небольшая толпа. Они издали махали ладошками, чествуя нас, как героев.

Берег был тот же.

Пришвартовались, сошли. Нам жали руки, хлопали по плечам. Замелькали пиво, пластмассовые стаканчики, открыли бутылку водки. Едва кончилась первая, появилась вторая. Возражений не принималось. Со стороны рощицы тянуло сочным шашлычным дымком. Кажется, здесь собрался весь клуб. Не то чтобы ради нашего чествования, да так уж совпало: мы прибыли вечером пятницы, народ начинал отдыхать. На сей раз заурядный уикенд на природе, с учетом нашего возвращения, быстро раздулся до всеобщего клубного праздника.

Один из парней, тот, что философ, засобирался домой. Предложил ехать с ним. То есть, пешком до шоссе и до города на автобусе. Второй матрос задержался. Андрон и Любава тоже не торопились: никто их дома слезно не ждал.

А меня? В груди промелькнул холодок беспокойства.

Мне нужно было домой. Но пешком не хотелось. Да и Андрон обещал, что Любава останется трезвой и подбросит до дома. Звучало заманчиво. Да и шашлык. Да и легкий хмель уже принятого без всякой закуски. Нужно было на что-то решаться.

И я решился. Остался на клубной тусовке.

Мы здорово натрескались. Я это почувствовал, когда отошел от костра. Чтобы справить нужду, пришлось опереться рукой о березу. Моя струйка шуршала по росистой траве. Вокруг все качалось. Я задрал лицо к небу. Ветви и звезды неподвижно свидетельствовали о безветрии.

Выбрел на берег. Умыл лицо, голову. Анестезия не проходила. Скинул одежду, вошел по колено, по пояс, нырнул. Поплескался, поплавал. Поторчал в воде, пока не начал слегка замерзать. Вылез, подрагивая, однако же, малость взбодрившись, собрал кулем одежду и в одних плавках зашлепал к огню.

Праздник все длился. Мне тут же налили. Я незаметно кружку отставил. Больше пить не хотелось. Так хорошо было просто сидеть на бревне, протянув руки к пламени. Гудел разрозненный гомон. Звенела гитара. Порхали обрывки фраз. Пьяные шуточки, сдобренные матерщиной. Взрывы грубого хохота.

В центре внимания красовался Андрон. С преувеличенной энергичностью излагал эпизод из похода. Язык заплетался. Иные слова давались ему не с первой попытки и, одолевая сопротивление, Андрон раскачивался с угрожающей амплитудой. Его не столько слушали, сколько смотрели.

На ум пришел каламбур. В древности говорили «со щитом или на щите». Возвратившийся из похода воин либо входил в город живым, либо его несли мертвым. В наше мирное время, когда поход – всего лишь игра, возвращаются так: на рогах или с ро…

Моя мысль поперхнулась.

На меня смотрели глаза.

Любава. Сидела напротив. Между нами пылал костер. В медовых очах мерцало по маленькому собственному костерку. Я это отметил вскользь. Потом вновь осторожно взглянул. Ее глаза в этот миг разгорелись странной, лукавой и наглой пристальностью.

Я смутился. Что это она на меня так уставилась? Снова глянул. Она продолжала смотреть. В пляске огня лицо светилось усмешкой. Ах, вот, значит, как? Что ж, посмотрим, кто в переглядки сильнее.

Я вонзил в ее взгляд.

Она откровенно ответила тем же.

А потом произошло нечто необъяснимое. Мы одновременно поднялись и разошлись во тьму: она в свою сторону, я в – противоположную. Мы разошлись, но сердце так застучало и во рту пересохло, что я только смог оглянуться: где там Андрон?