Последний луч сверкнул на золоте креста далекой заволжской церкви, и, словно знаменуя этот миг, издали послышался протяжный колокольный звон. Отчего-то стало грустно, сладко защемило сердце… Артем, отродясь не бывавший в церкви, перекрестился, смахнул слезу и побрел назад в город.

Пахло дождем, скошенной травой и парным молоком: вовсе не индустриальными, а исконно сельскими ароматами. Густые, как сметана, сумерки пали на Плутаев. В домах зажглись огоньки, из открытых окон до Артема доносились звуки обыденной жизни: детские голоса, смех, перебранка… Здесь звякала посуда, там громко играло радио. И Артем подумал, что в этот час везде на Руси происходит одно и то же: народ кончает ужинать и начинает готовиться ко сну. Он взглянул на часы. Почти девять.

В этот миг из проулка прямо на Артема вышла большая белая лошадь.

– Что, конявый, – спросил у лошади Артем, – и тебе грустно? И ты небось задумываешься о смысле бытия. Зачем ты, конявый, бродишь впотьмах по улицам? Почему не стоишь в стойле, не хрумкаешь овсом или сеном? Может, потерялся? А возможно, сбежал с живодерни. Скажи, конявый, собрат мой! И ты забыт и неприкаян?

Лошадь в ответ тихонько заржала.

– Значит, я угадал, – констатировал Артем. – Тебе так же грустно, как и мне. Жизнь бессмысленна что для лошади, что для человека. Как говорит мой друг Колычев: суета сует и всяческая суета. Суета и бессмысленность… Ладно, конявый, будь здоров.

Артем размышлял, что делать дальше. Вернуться в гостеприимное семейство Соболевых, выпить по рюмочке с хозяином да завалиться спать? «Перины, наверное, у них замечательные», – думал он. Или еще немного погулять?

Откуда-то, словно из-под земли, послышались звуки музыки. Играл духовой оркестр. Знакомая мелодия… Артем прислушался. Вальс «Амурские волны». Ага, уж не танцульки ли имеют место быть? Оказывается, в Плутаеве, как и повсюду на земле, хоть в том же Париже, кипит ночная жизнь. Есть смысл познакомиться с ней поближе. И наш герой отправился на поиски приключений.

Он шел почти наугад, ориентируясь на уханье барабана, всхлипы кларнета и жестяной лязг тарелок. Звуковая дорожка вывела к месту гульбища – ярко освещенной деревянной эстраде, на которой сидело человек семь музыкантов, называемых в народе «духоперами». Дирижировал оркестром невысокий лысый толстячок в свободной бархатной куртке, наподобие тех, какие носят художники, похожей на старинный кафтан. Нижнюю половину одеяния дирижера скрывала стоявшая за ним афиша, на которой было написано:

«МУЗЫКАЛЬНЫЕ ВЕЧЕРА ДЛЯ ЮНОШЕСТВА.

ПОСВЯЩАЮТСЯ НАЧАЛУ НОВОГО УЧЕБНОГО ГОДА.

ИГРАЕТ ОРКЕСТР «ВОЛЖСКИЕ ПРОСТОРЫ»

РУКОВОДИТЕЛЬ СИЛАНТИЙ ИЛЬИЧЕВСКИЙ».

По-видимому, человек в бархатной куртке и был означенным Силантием. Он резво махал палочкой и отбивал такт правой ногой, обутой в стоптанный сандалет.

Вокруг эстрады, в лучах нескольких прожекторов, резвилась многочисленная публика. Очевидно, в Плутаеве под понятие «юношество» подпадали самые разные возрастные категории, поскольку на танцевальной площадке кружились и сопливые ребята, и солидные немолодые пары.

Вальс кончился. Дирижер обернулся к публике, одарив присутствующих звездной улыбкой. Он купался в лучах славы.

– Чарлистон давай! Чарлистон!!! – закричали с мест.

– Идите вы со своим чарлистоном куда подальше! Твист давай!.. Шейк!..

Скорее всего, противоречивые требования в рядах танцующих заставили концертмейстера самому сделать выбор. Он взмахнул палочкой, и «Волжские просторы» завели удалой краковяк. Часть публики яростно засвистела, более пожилые ее представители тут же пустились в пляс.

Артем встал поодаль и стал изучать присутствующих, в основном женскую половину. Девушки держались кучками, либо не решаясь исполнять столь знойный номер, как краковяк, либо просто не умея его танцевать. Артем отметил, что среди девиц довольно много хорошеньких. Правда, большинство лиц было похоже друг на друга, словно на танцплощадке присутствовали исключительно родственники. Плутаевки, как правило, имели широкие скулы, русые волосы, были курносы и сероглазы. Артем заметил, что и в его сторону бросают любопытные взгляды. Это обстоятельство наполнило его сердце привычной решимостью, и, когда толстенький Силантий объявил новый номер программы, он рванулся на штурм.

На сей раз концертмейстер пошел значительно дальше, избрав для исполнения пресловутого «Черного кота».

Данное произведение можно было танцевать как угодно: на манер твиста, шейка или даже польки. Какой-то немолодой гражданин в ковбойской шляпе настолько увлекся предыдущей мелодией, что принялся отчебучивать «Черного кота» в стиле краковяка.

Артем решил исполнить твист. Он выбрал самую привлекательную аборигенку, такую же курносую и сероглазую, как и остальные плутаевки, но при этом обладающую совершенно обалденной фигурой. Девица, чуть пожеманничав для порядка, вполне уверенно закрутила попой. Потом Артем пригласил ее на тур вальса, в процессе которого выяснилось, что девушку зовут Зиной и что ей очень нравятся москвичи. Видимо, весть о прибытии столичной штучки широко распространилась по Плутаеву. Наконец Силантий под одобрительный гул объявил белый танец. На этот раз Зина пригласила Артема.

Танцуя с девушкой, он обратил внимание на нескольких молодых людей, явно неодобрительно поглядывающих в его сторону. Однако местных орлов Артем не опасался. С одним-двумя он справится без труда, к тому же вряд ли они настолько агрессивны. А девчонка хороша! Пахнет парным молоком. А уж на ощупь (Артем успел в этом убедиться) словно резиновая. Цветок душистых прерий.

– Вы меня после танцев проводите? – Девица решила взять инициативу в свои руки.

– Само собой, – охотно согласился Артем.

– Только ребята наши… могут и щелбанов надавать. Не боитесь?

– Пусть попробуют, – усмехнулся Артем.

Танец кончился, наш герой галантно поцеловал девушке руку, вызвав ропот и хихиканье в рядах ее подружек. Он отошел в сторонку. «Волжские просторы», похоже, исчерпали репертуар, потому как поднялись с мест, спустились с эстрады и смешались с публикой. Однако народ не желал расходиться. Вокруг концертмейстера в бархатном кафтане началось какое-то смутное движение. Артем было подумал, что Силантия собираются физически принудить продолжить программу. Однако все оказалось гораздо проще. Внутри кружка, сгруппировавшегося вокруг Силантия, звякнуло стекло, потом послышался характерный звук разливаемой жидкости. Артем даже различил емкость, из которой производился розлив: здоровенную четверть, ласково поблескивающую в лучах прожекторов. Силантий снисходительно, как нечто само собой разумеющееся, принял угощение. Потом подозвал своих трубадуров: «Маркел, Семен, Яшка… дуйте сюды! И ты, Пантюха… Все канайте…»

Жизнерадостный призыв кафтаноносца вызвал здоровое оживление в рядах приуставших духоперов. Причастившись, они вновь рванули на эстраду и грянули «Чаттанугу» – явный прорыв в иные измерения. Публика взревела от восторга. В пасторальный букет начали примешиваться нездешние ароматы.