Юля остолбенела. Ее искали родственники? Неужели Людмила Ивановна? Она торопливо набрала номер с молчаливого одобрения адвоката.

Голос в трубке показался неожиданно знакомым, она узнала это сиплое «Алё».

– Федя, ты? – не веря ушам, спросила она.

– О! Сеструха! – обрадовался Федор. – Ты где шлындаешь? Обыскались тебя уже.

– Что-то случилось? – ее рука сжала трубку.

– Так это… маманя помирает, – Федор шмыгнул носом. – Проститься хочет. Ты приезжай, а? Приедь, ради Христа, сеструха!

Юля замерла. Тетя Нина умирает! Она ж ей вместо матери была все эти годы, а она даже не вспомнила о ней, не позвонила ни разу. Юля пообещала приехать завтра же и нажала отбой. Зелецкий смотрел на нее с хитрым прищуром.

– Ах, Юлия Петровна, Юлия Петровна, наши родственники – это наш крест. Но ведь и без них никуда. Я так понимаю, вам надо ехать? Куда, простите? – Юля сказала. – Так… Я думаю, что Юра с удовольствием отвезет вас туда и обратно. Да, Юра теперь у меня. Очень хороший водитель, просто отличный. Съездите, все уладите, тогда о квартире и поговорим и еще кое о чем.

* * *

«Ауди» мчалось по шоссе, ловко обгоняя смердящие фуры, с каждым километром приближая ее к прошлому. Вот пошли знакомые с детства дома: въехали на центральную площадь, вместо разрозненных магазинов там возвышался двухэтажный сетевой супермаркет, Юля успела заметить вывеску. Ресторан «Русь» в виде деревянного терема украшен гирляндами воздушных шариков. Свадьба у кого-то, похоже. Она крутила головой, сердце ее прыгало, узнавая магазинчики, улочки, вот здание автовокзала все так же выкрашенное в зеленый цвет и все так же сидят на лавочке бабки с корзинами – ждут автобус до города.

Странные чувства испытала Юля, подъезжая к отчему дому. Он мало изменился хотя краска на стенах пооблупилась, да и забор покосился. Папа бы такого не допустил. Она вышла из машины и открыла скрипучую дверь калитки. Папа бы смазал петли, опять пришло ей на ум.

В доме было тихо и душно. Все окна закупорены. Мухи с негромким жужжанием носились под потолком.

– Есть кто дома? – позвала она и, не дожидаясь ответа, прошла в горницу.

Там сильно пахло лекарствами и немытым телом. На кровати лежала сморщенная старушка в платочке. На бескровном лице остро торчал обтянутый кожей нос. Юля с трудом узнала в старушке тетю Нину. Бог ты мой, а ведь какая красавица была! Она тихонько присела рядом.

Больная вдруг открыла глаза и испуганно уставилась на Юлю. Потом испуг в глазах прошел, сухие губы растянулись в подобие улыбки.

– Девочка моя, Юлечка, – прошептала она и заплакала.

– Тихо, тихо, – Юля с трудом сдержала слезы.

– Вот ты и пришла, – говорила Нина, сжимая ей руку горячими пальцами. – Теперь и умереть можно.

– Да что ты, тетечка Ниночка, – повторяла Юля, – рано тебе еще умирать.

– Э, – Нина чуть слышно вздохнула, – теперь уж все равно. Операцию сделали, все, что можно отрезали, разве это жизнь? Не хочу. Парни мои уже выросли, зачем я им? Петруша умер. Никому не нужна…

– Мне нужна. У меня же, кроме тебя, никого не осталось.

– Девочка моя, – Нина показала на стакан воды. Юля поднесла ей питье. Та сделал два небольших глотка, и откинулась на подушку. – Ты меня не кори, я тебе сказать должна. Смертушка уже рядом, а я не могу уйти не покаявшись, может, простит господь. Он ведь добрый. Хотя нет, не простит, так, может, хоть послабление сделает. Не перебивай меня, – остановила она Юлю, открывшую было рот. – Я виновата, девочка моя, перед тобой, ой, как виновата, – она снова заплакала. – Петя ведь мой был. Мой. Да я ведь, дуреха, не дождалась его. Как ушел в армию, да в Афган, так мне маманя все уши прожужжала: «Убьют, покалечат, будешь потом с калекой всю жизнь маяться». А тут и Степан из армии пришел и ко мне, а я и не устояла. А он пьющий оказался, всю жизнь мне поломал. А Петя отслужил и на сестренке-то моей и женился. Я думала назло мне, а он ведь ее любил! Как любил! Я все смотрела и завидовала. Завидовала, слышь, сестре завидовала! Злилась на нее. Увела, мол, жениха! Петя и не пьет и дом в порядке держит и Лиза всегда нарядная, веселая. Завидовала. – Нина зашлась тонким хихикающим смехом.

– Теть Нин, – успокаивающе произнесла Юля, – перестань, не переживай. Разве это грех! Полно тебе…

– Подожди, я не только завидовала. Я же к бабке ходила. Мой-то спился совсем. Я на Петю ворожила. Грех-то какой! А потом Лизонька умерла. Как я себя корила, ведь я же ей зла желала. А потом, после похорон, обрадовалась. Веришь? Ну, думаю, все – мой теперь Петя. Вот какая я тварь! А он Лизоньку пуще жизни любил, а как ее не стало, так ты у него свет в окошке. Я и на тебя злилась. Мешала ты мне. Из-за тебя он ни одну женщину смотреть не хотел. А как случилось с тобой несчастье, так и вовсе замкнулся в себе. Я-то думала, приручу его потихоньку, забудет Лизу. А тут такое горе. Вот и стала я думать, как от тебя избавиться. И подсказала Пете замуж тебя выдать за Костю.

Петя сперва ни в какую, а потом согласился что надо, иначе хуже будет. Вот и поехал он в город с кем-то из друзей встречаться. Он мне не рассказывал, но я и так знала, что друзья у него серьезные имеются. Как уехала ты, опять надежда во мне появилась, но Петя только о тебе думал, да о внуке потом. Я с ума от злости, да зависти сходила. Вот и прокляла сама себя. Моя болезнь – кара небесная за черные дела. Только ты на меня зла не держи! Прости, Христа ради! Богом прошу! – Нина с силой сжала Юлину руку.

Та сидела с отрешенным видом, не чувствуя боли. Потом провела по лицу ладонью, стирая наваждение.

– Тетя Нина, – глухо сказала она, – ты бредишь, успокойся.

– Так, прощаешь? – заплакала Нина.

– Прощаю, – прошептала Юля. – Прощаю. Живи с богом.

– Жить не буду, а умру с миром, – Нина прикрыла глаза.

В сенях что-то загрохотало.

Нина встрепенулась.

– Денег Федьке не давай. Пропьет. И жене его тоже не давай. Все без толку. Петя-то умер, а дом-то у вас справный, жалко мне его стало. Думаю, все равно продашь его, зачем тебе дом в деревне, у тебя ж и так все хорошо: квартира, муж. Я и сказала, что дом Петруша мне завещал, знала, что не будешь ты документы требовать, проверять. Свой дом мы продали, часть денег Павлику дала, часть Феде. Все ж для них, думала заживем по-человечески. А они? Федька пьет – весь в папашу. Павлушка в город подался и носа не кажет, даже в больницу ни разу не пришел навестить. Да и Федька-то с женой за мной ухаживают, только из страха, что я дом не им отпишу. А я им сказала, пока с тобой не увижусь – дома им не видать.

Так что дом твой по закону, оформи на себя, не оставляй аспидам. За это прощения не прошу, сама себя не прощаю. Ты потом, если простишь, свечку мне поставишь. Я там, – она указала глазами вверх, – пойму. Ты езжай, не жди моей смерти. Я еще не сегодня и не завтра умру, погожу немного. Ты-то замужем за богатым ныне? Мне Федя рассказывал. Надо же, как вам с Лизкой везет, вечно вы себе мужиков стоящих выбираете.