– Что я слышу? – с поддельным удивлением воскликнул Георгий. – А как же обычные стенания, что ты этого не можешь, не умеешь и боишься?

– Я больше не боюсь, – Юля провела рукой по волосам, туго схваченным резинкой на затылке. Больше она не пряталась за ними. – Ты меня вылечил.

– Не может быть!

– Да. Когда я там стояла, на выставке, под светом люстр и фотовспышек. Я поняла, что можно либо дальше прятаться в соломе до конца жизни, либо уже вылезти и будь что будет.

– В соломе? – не понял Гореславский.

– Да. Я год после аварии на чердаке просидела. В соломе от всех пряталась. Пока Костя не приехал. А то бы и дальше сидела. Хотя нет. Я таблетки копила, рано или поздно все одно решилась бы.

Гореславский ничего не ответил. Он-то знал, как трудно идти навстречу своим страхам.

– Георгий, – решительно начала Юля, – книгу мы закончили. Ты закончил… – поправилась она и осеклась. Стало страшно. Опять сейчас все может перемениться в ее жизни. Георгий внимательно слушал. – Я бы хотела… Я хочу забрать сына, – все же решилась она. – Если ты не согласен, то… Мы можем жить отдельно. Но я так больше не могу!

Георгий выслушал, долго молчал, минуты две. Юля нервно сжимала руки.

– Ну, что же, – наконец, сказал он, – странно было, если бы ты об этом не заговорила. Рано или поздно. Ребенок в доме – это… в мои-то годы, наверное, будет забавно. Ну, даже если с этим возникнут проблемы, мы что-нибудь придумаем.

Юля выдохнула и бросилась Георгию на шею.

– Я знала, знала, что ты самый лучший… – шептала она. – Господи, я так тебя люблю…

– Ладно, ладно… – утихомирил ее порыв Георгий. – Ты меня придушишь сейчас. Я, чай, не мальчик…

Радость ее, однако, оказалась недолгой. Телефон у свекрови не отвечал. Ни городской, ни мобильный. После дня безуспешных попыток Юля поняла, что надо ехать. Но тут Георгий решительно воспротивился.

– А если они уехали, в отпуск, например? Приедешь, поцелуешь запертые двери и что?

– Я соседей расспрошу. Они меня помнить должны. Хоть узнаю, как Ваня.

– Чтобы соседей порасспросить совсем не обязательно туда ехать. У тебя знакомые в Питере есть?

Юля помотала головой. Нет у нее никаких знакомых.

– Ну и ладно. Зато у меня много. Потерпи пару дней.

Юля подумала секунду и кивнула. Хорошо. Она потерпит. Ей не привыкать.

Георгий и правда позвонил своему знакомому, попросил сходить по адресу, узнать, что и как. На следующий день выяснилось: в квартире живут другие люди, соседи толком ничего не знают, но говорят, что Завьяловых давно уже не видели. Георгий поблагодарил и решил, что тут без помощи соседа не обойтись. Бывший полковник, даже на пенсии сохранил все свои связи и нередко оказывал неоценимые услуги. Ей осталось только ждать результата и надеяться лучшее.

* * *

В это утро Юля отчего-то рано проснулась, хотя обычно до десяти-одиннадцати спала всегда. Она по жизни совой была, вечером до часу, до двух не ложилась: все что-то делала. А сегодня что-то не спалось. Георгий тоже еще не проснулся. Хотя он рано вставал – говорил, что ему пяти часов для сна более чем достаточно. Юля кофеварку включила и к Георгию сунулась, может, проснулся уже, да читает? Она стукнула в дверь, открыла и застыла на пороге, потом бросилась к постели и принялась трясти мужа за плечо, уже понимая, что все кончено.

Юля сделала несколько звонков и застыла в тупом оцепенении возле окна, ожидая Вячеслава. Тот приехал быстро, а следом и Марина. Когда тело покойного увезла спецмашина, Вячеслав налил себе водки и залпом выпил, занюхав рукавом. Марина стояла рядом, положив руку ему на плечо, морщила лобик, кусала губы, но потом, видно, устала изображать мировую скорбь и решительно полезла в шкаф.

– Надо определиться, в чем хоронить будем, – пояснила она в ответ на вопросительно вздернутую бровь мужа.

Юля подошла и закрыла дверцу шкафа перед ее носом.

– Я сама решу в чем. Потом. Не сегодня.

Марина возмущенно фыркнула и отошла.

– Подумаешь! Полгода женой пробыла, а гонору… – отчетливо шепнула она мужу, взяв того под руку.

Еще полгода назад Юля наверняка проглотила бы оскорбление, но не сегодня, не сейчас.

– Да, я была женой всего полгода, – громко сказала она. – Законной женой. И что делать со своим мужем, даже мертвым, решать мне. А ты заботься о своем, благо он жив и здоров. Прости, Вячеслав, – добавила она устало. – Я бы хотела побыть одна.

– Да, – кивнул он и сжал руку жены, уже открывшую рот, – я понимаю. Я позвоню в Академию, сообщу. В любом случае можешь рассчитывать на нашу… мою помощь.

Дверь за ними закрылась, и с площадки донесся возмущенный голос Марины.

– Да ты представляешь, что ты наделал? Она же сейчас квартиру обчистит и смоется!

– Марина! – в голосе Вячеслава звучала злость. – Пойми, наконец, что Юля жена, а не домработница! И, вообще, я устал от твоих вечных придирок, истерик! Даже в такой день не можешь оставить меня в покое! Твою мать!

Тут голоса поглотил шум приехавшего лифта и все смолкло.

Юля прошла на кухню, хотела заплакать, но не смогла. Два месяца назад Георгию исполнилось шестьдесят семь. Они отмечали событие в ресторане. Был декабрь, за окнами неспешно падал снег, на столе горели свечи. Впереди был официальный банкет на двести человек, но в тот день они сидели в маленьком ресторанчике вдвоем и ели солянку.

Она понимала, что он не очень здоров. «Легкая тахикардия», – пояснял он, глотая очередную таблетку. Ах, если бы она знала, что это настолько серьезно! Если бы в эту ночь она находилась рядом! Но как раз в последнее время Георгий страдал бессонницей и часто ложился в другой комнате, чтобы не будить ее среди ночи.

Она огляделась вокруг. Ей придется отсюда уехать? Наверное, Марина не зря беспокоилась. Она представила, как собирает ценные вещи в мешок и против воли улыбнулась. Вспомнила, как осадила Марину, осталась довольна – не смолчала, но и скандал не устроила. Георгий бы одобрил. После выставки с ней что-то такое произошло непонятное – она перестала бояться зеркал. Смотрела теперь часто и хоть все и видела – шрамы, перекошенный рот, но в ужас не приходила. Ну да. Вот такое лицо. Не умирать же от этого? Георгий перемену заметил и обрадовался. Теперь они по вечерам то в театр, то на концерт, то в ресторан ходили. И вот все кончено. А заплакать так и не получилось.

* * *

Гражданская панихида состоялась через три дня в помещении Академии художеств. Народу было много, совсем как на той выставке, только никто теперь не поддерживал ее под руку и не шептал на ухо всякие шуточки про гостей. Юля стояла в огромном зале академии в черном платье, выпрямив спину, глядя на гроб в траурной драпировке. Людской поток обтекал ее со всех сторон, как прокаженную, и устремлялся к Вячеславу, рядом с которым Марина в крохотной шляпке с вуалеткой, то и дело утирала глаза и скорбно вздыхала.