К командарму подбежал человек в белом полушубке, сказал:

– Пора, товарищ генерал.

– Давайте сигнал к выступлению.

Послышались команды. Дорога колыхнулась, охнула и зароптала освобождённо, подалась вперёд. Вперёд, вперёд! Там спасение. Там, за лесом, за полями, за рекой. Но вначале надо перейти поляну и насыпь дороги Беляево – Буслава.

– Ну, Господи, не выдай наши головы! – перекрестился Кудряшов, надел опять каску и взял под уздцы лошадь.

Старшина Нелюбин ухватил за руку Маковицкую и сказал:

– Фаина Ростиславна, в дороге всё может быть. Но хотя бы на первых порах держитесь меня. Очень вас прошу. Раненых мы не бросим. Не сомневайтесь.

Маковицкая хотела что-то сказать ему, наверное, возразить, но только молча кивнула и, когда, следом за обозом оперативной группы штарма, зашуршали и полоза санитарных саней, машинально ухватила старшину за локоть и пошла рядом. И вдруг сказала, словно сейчас это могло что-то значить:

– Я сегодня встретила Гордона. Помните? Младшего политрука. Самострела. – Она заглянула ему в лицо, смутно белевшее в ночи совсем рядом. – Неужели не помните?

– Зачем мне его помнить, Фаина Ростиславна? Тут бы родню не забыть, – ответил он, вытягивая шею и прислушиваясь и к гулу дороги, и к шуму леса, верхушки которого трепал внезапно налетевший ветер, и к тому, чего ещё не было слышно, но о чём старые солдаты уже догадывались.

Движение кочующего «котла» на выход происходило двумя колоннами: основная – 160-я дивизия, за ней штабы и тылы, обозы раненых; параллельно ей шла колонна 338-й дивизии; в авангарде – 113-я дивизия.

Весь день и вечер севернее, в районе Мелихова и Пожоги, взрёвывали танковые моторы. Немцы что-то готовили. Вечером затихли. Разведка донесла: противник подвёл танки и орудия, установил миномёты, сосредоточил несколько полков мотопехоты; кроме того, в лесах действуют группы из полка специального назначения «Бранденбург-800»; в лесах же и на дорогах в восточном и юго-восточном направлениях обнаружены небольшие, числом до роты, моторизованные группы, усиленные курсирующими танками. Всё свидетельствовало о том, что их марш не был тайной для немцев.

Воронцов, вернувшись после обстрела в свою колонну, шёл впереди, рядом с Кудряшовым. Он сжал в руке медную пластинку створки иконки-складня и начал вспоминать слова молитвы курсанта Краснова, своего боевого товарища, останки которого он закопал полгода назад в поле под Юхновом.

– Да расточатся врази его… – шептал он тихо, сам себе, одновременно слушая напряжённый шум леса, в который уже вплетались другие звуки.

Воронцов думал о Пелагее и её детях, о Зинаиде. Вестей от них не было с того дня, когда остатки их отряда, уводя за собой карателей, ушли северо-западнее озера Бездон и по болотам и лесам вышли к Варшавскому шоссе. Он не знал об их участи. Несколько раз дядя Фрол отпрашивался у него, чтобы сходить проведать свою старуху и разузнать обо всём, но каждый раз что-нибудь случалось, и разведка дяди Фрола откладывалась до более подходящего случая. Случай так и не представился…

Наконец колонна миновала просеку и вышла на поляну. Впереди показалась полоса невысокой насыпи, уже протаявшей по кромке. Это был большак Беляево – Буслава. И его предстояло пересечь.

Голова колонны поднялась на насыпь. Люди перепрыгивали колеи, наполненные чёрной талой водой. Хриплое задышливое дыхание сотен простуженных глоток. Кашель. Тихая брань командиров:

– В шапки кашлять! В шапки!

Ударная группа автоматчиков уже добежала до лесной опушки, миновав полянку, когда справа и слева вдоль дороги ударили сразу несколько пулемётов и одновременно по линии насыпи начали густо рваться мины.

– Засада!

– Назад!

– Пропали!

– Разведка, мать её!.. Где была разведка? Почему просмотрели?

Часть колонны, которая успела миновать насыпь, ринулась вперёд, к спасительному лесу, черневшему впереди. Именно из этой чёрной лесной стены, плеская огнём, стреляли пулемёты.

– Встать! Вперёд! – закричал командарм, видя, что впереди, справа и слева бойцы залегли и начала отстреливаться. – Командиры! Поднимайте людей! Вперёд! Спасение – там! Здесь – все пропадём!

Он побежал вдоль залёгшей цепи, поднимая бойцов и одновременно стреляя из своего ТТ в сторону леса.

В это время в колонне всё перепуталось. Охрана командарма куда-то исчезла. Рядом с Ефремовым оказался только генерал Офросимов и ещё кто-то в офицерской шинели и каске с немецким автоматом в руках.

– Пётр Николаевич! – крикнул командарм Офросимову. – Поднимайте людей и попытайтесь подавить пулемёты справа! Иначе нам не пройти!

– Слушаюсь!

– Лейтенант! Где ваши люди? Поднимайте их и атакуйте пулемёт слева!

Когда мины разорвали пространство тишины над большаком и просекой, в колонне сразу же образовался затор. Лошади ринулись в снег, потащили сани в лес. Другие налезали на передние повозки, ошалело храпели, ломали оглобли и несли по обочине, пока не попадали под очередной взрыв и не опрокидывались в кювет, заполненный водой. Кричали раненые и санитары. И в этой сутолоке, уже вслепую продолжая движение, Воронцов с частью своего отряда неожиданно оказался далеко впереди. Он видел, как залегли отрезанные от головной группы автоматчики, как несколько командиров тут же побежали вдоль цепи, чтобы поднять залёгших. Но автоматчики не вставали. В одном из командиров он узнал командарма и, пригнувшись и крикнув своим, чтобы не отставали, побежал к нему.

– Лейтенант! – закричал ему командарм.

И Воронцов тотчас же скомандовал:

– Кудряшов! Поднимай этих троих! Остальные – за мной! Держитесь левее!

Трасса, разрезая ночную темноту тугим разноцветным пунктиром, уходила правее. Она настигала бегущих через насыпь, кромсала их сгорбленные фигуры, опрокидывала в снег, в ледяную воду, на чёрную стерню проталин. Воронцов оглянулся: его отряд и несколько автоматчиков в распахнутых полушубках бежали за ним. Один из них отстегнул гранату и крикнул:

– Лейтенант! Пригнись!

Через мгновение граната рванула темень чёрно-красным огнём мгновенной вспышки. Послышались стоны.

– Кажись, есть!

– Вперёд!

Но тут левее заработал ещё один пулемёт. Трасса хлестнула по снегу совсем рядом.

– Кудряшов! Налево – пулемёт! Гранату – туда! – И сам вытащил из кармана ребристую Ф-1, зубами разогнул усики и выдернул чеку, услышал сухой, как треснувший под ногой сучок, щелчок запала и с силой бросил её в основание блуждающей по поляне трассы.

Но ни его граната, ни граната Кудряшова до цели не долетели. Видимо, они всё же не рассчитали в темноте расстояния, расчёт МГ-34 находился дальше. Разрывы мин остались позади. Теперь стало ясно, что задачей миномётчиков было отсечь ударную группу от основной колонны, повернуть её обратно в лес. Туда же били и пулемёты. Казалось, те немногие, прорвавшиеся вперёд, немцев уже не интересовали. Основной огонь они сосредоточили по насыпи и просеке. Там метались ошалевшие кони, кричали люди, ревели раненые коровы. Но вот лопнули две или три гранаты правее колонны. И там пулемёты сразу замолчали. Послышался рёв сотен глоток: