перфекционистский заход, и от этого некапризного отношения к делу, у меня окончательно отваливаются все тормоза. Только реакции. Мои. И полное растворение в них, с огроменным болтом, который я кладу на то, что мы на общественном пляже, хоть и в темноте.

Мне всего становится мало.

Я дергаю Полину вверх и подминаю под себя. Набрасываюсь на ее губы, заглушая тихий вскрик и подхватывая ее ногу под коленом. Ее пальцы впиваются в мою спину, своими я убираю в сторону до головокружения влажное кружево между гладких бедер. Скольжу ими по мягким складкам, стараясь держать себя в узде, но когда проталкиваю внутрь один, а потом второй палец, получаю стоны и дрожь, которые не оставляют выбора…

Вхожу в нее одним толчком и только тогда останавливаюсь.

Замираю, как турбина самолета, дыша рядом с ее ухом. Полина цепляется за мою футболку, не двигаясь и коротко дыша рядом с моим.

Носом касаюсь ее щеки.

— Все… хорошо? — спрашиваю пьяно.

— Да… — шепчет. — Господи, да!

Выпускаю ее ногу, и она скрещивает их за моей спиной.

Я двигаюсь, пробуя разные углы, и когда нахожу особенный, возвращаю руку вниз и пальцами заставляю ее кончить вместе со мной, и успеть вытащить у меня нет никаких шансов.

Я поклонник перфекционизма. Я, блять, его фанат.

Глава 29

Антон

Мозги включаются медленно, но я выжатый, как лимон, за этот день и за эту неделю, поэтому даже не пытаюсь их пинать. Расслабление накрывает с головой, она тяжелая. Чтобы ее поднять, требуется усилие.

Руки Полины сжимают мою шею. Держу себя на локтях, слушая тихие стоны, которые вживаются в подкорку, откладываясь в памяти насмерть, как и дрожь хрупкого тела подо мной.

На спине под футболкой пот, в джинсах тоже.

Полина тихо дышит мне в щеку и разжимает ноги, освобождая мою талию. Выхожу из нее, приподнимаясь на локтях выше и внутренне матерясь, потому что представляю, сколько сейчас в ней оставил.

Поднимаю голову и глотаю слюну, чтобы горло смочить, потом говорю:

— Я в тебя кончил.

Какой же я дебил.

— Да? — открывает глаза.

Мне, сука, стыдно в них смотреть. Сосед Коптер мною бы гордился.

— Да, — спускаю с небес на землю.

— Я тебе доверяю… — радует она меня тем, что уверена — я чистый.

— Серьезно? — немного на нее злюсь. — Ты такая доверчивая?

Она сводит густые светлые брови.

Пальцы, которые все это время мягко перебирали волосы у меня на затылке, замирают. Жаль. Это было приятно настолько, что я отключиться готов прямо на ней и в ней.

— Ты меня что, отчитываешь? — спрашивает с претензией.

— В этом вопросе доверять вообще никому нельзя, — просвещаю. — На всю жизнь запомни.

— А я буду! — выпячивает подбородок. — Я тебе доверяю. Вот и живи с этим.

— Ты на меня ответственность накладываешь?

— Да. И это ты был сверху, — напоминает. — Она вообще вся на тебе.

Ее губы красные, как мак, к ним прилила кровь. Щеки тоже порозовели. Смотрит на меня сердито.

Красивая до боли.

М-м-м… как же я в нее влип…

Разжимаю пальцы, в которых все это время держал прядь ее волос, и скатываюсь в сторону, позволяю ей вдохнуть по-человечески.

Поправляю джинсы и трусы, пока она садится и одергивает юбку, говоря:

— Для справки. Если бы сверху была ты, это нихрена бы не изменило.

Я бы все равно не вытащил, потому что это так.

— Может, попробуем? — бросает деловым тоном.

Растираю руками лицо и тихо смеюсь. Полина наблюдает за мной мрачно, сидя в облаке своих волос. Вдохнув поглубже, говорю:

— Я устал, хочу вздремнуть пару часов.

Что поделаешь, мать твою, меня правда вырубает.

— Здесь?! — удивленно.

— Угу… — встаю и застегиваю ширинку.

— Но холодно…

— Там еще есть дрова, — иду к потухшему костру метрах в десяти от нашего.

Обычно здесь с дровами никогда проблем нет. Их тут, как грязи.

Полина возится с салфетками, когда возвращаюсь: протирает внутреннюю поверхность своего бедра, стоя на песке чуть поодаль.

Мои глаза скользят по стройным ногам. Она смущается этой «гигиенической процедуры», и я отворачиваюсь, в очередной раз окрещая себя дебилом. В темноте я реально слегка краснею, вспоминая, как сильно облажался, но она сделала мне лучший минет в городе, и именно с этим мне придется с этим жить, то есть, зная, что лучшие минеты в городе принадлежат Полине, твою мать, Абрамовой. Вчерашней девственнице, которая член увидела второй раз в жизни. Полине Абрамовой, которая в первую встречу показалась мне первосортной пай-девочкой, у которой носки отутюжены, а из прически не выбивается ни одного волоска даже после часовой тренировки.

Она почти такая и есть. Почти. И мне придется с этим жить.

Она даже не спрашивает, понравилось ли мне, видимо, ответ для нее очевиден. Прекрасно, что мне не придется выписывать ей золотую медаль, я тупо не хочу, чтобы о ее талантах узнал кто-нибудь еще.

Блять.

Я ревную?

Ой, дебил…

Опять злюсь, теперь уже на себя.

— Ты как-нибудь предохраняешься? — спрашиваю, подбрасывая дров в костер.

— Не хочешь детишек? — летит мне в спину вопрос с издевкой.

— Хочу, но не сейчас.

Заводить детишек сейчас в мои планы никак не входит!

— И что сделаешь, если я… забеременею?

Ворошу дрова, от костра летят искры.

— Для начала спрошу, какие шансы. Как перфекционист у перфекциониста.

Она принимает наше психологическое совпадение без комментариев, но когда смотрю на нее, кусает губу.

— А если я скажу «большие»? — усаживается на плед и тянется за своей курткой.

Ее сладкий голос смешивается с треском костра.

— Насколько я знаю, на этом этапе это типа решаемо. Можно принять таблетку…

— Как у вас парней все