урожайностью…

— Я сейчас! — хохотнул я, поднялся с кровати и ушел в другую комнату.

Открыв шкаф, надел широкие, блестящие штаны с подтяжками, огромные, нелепые ботинки, рыжий кучерявый парик, белую футболку и накладной нос из фиолетового поролона. Прочапав на кухню, взял из холодильника три мандаринки и выпрыгнул в проход комнаты:

— Оп-ля! — начал жонглировать.

— Смирился со своей сущностью? — стебанула меня Виталина.

— Давно! — заверил ее я, подкинул мандарины в воздух и ловко поймал все в одну руку.

Поклон, ироничные аплодисменты.

— Завтра велосипед трехколесный привезут, — поделился я с ней. — Вот такой, — показал руками где-то треть от полноразмерного трехколесного велика. — Нужно будет освоить.

— К Никулину с Карандашом пойдешь? — с улыбкой догадалась она.

— Юрий Владимирович сказал, что, если завалю репетицию, на манеж меня не выпустит, — кивнул я. — Две недели на тренировки выдал, нужно соответствовать высоким стандартам цирка на Цветном бульваре. И я, блин, буду соответствовать!

— Стоило на три недели уехать! — заржала Вилочка. — Лучше бы любовницу завел, как нормальный человек!

— Фу! — осудил ее я. — Ты же комсомолка. Капитан Госбезопасности. Что это за искаженные критерии «нормальности»?

— От жертвы педофилии слышу, — отмахнулась она.

— В средние века, начав «карьеру» лет в двенадцать, я уже был бы граф, а ты — сидела в замке и воспитывала одного наследника и одну дочь для политического брака с экономическими интересами. И при этом — беременная еще одним наследником, чтобы династии ничего не угрожало.

— А если младший захочет подсидеть старшего? — заинтересовалась она.

— А ему незачем, — развел я руками. — Будучи сыном семьи очень рьяных католиков, а может даже почти святого, — нескромно указал я на себя. — Он будет очень занят строительством карьеры Папы в Римской империи.

— В Восточной или Западной?

— В единой и неделимой — я бы годам к двадцати пяти отреставрировал! — хохотнул я. — Если бы не помер, конечно.

— А почему не коммунизм? — подозрительно прищурилась она.

Блин!

Глава 16

Если в цирке на Цветном не случилось аншлага, значит это — очень необычный день. Сегодня день стандартный, с полнехоньким зрительным залом. Только что закончили выступать воздушные акробаты, а значит пришло время уборки натянутых под куполом канатов и страховочной сети. Это занимает минуты три, и, чтобы зрители не скучали, на помощь приходят клоуны. На манеже уже находится Юрий Владимирович Никулин — раздает шарики счастливчикам из первых рядов.

— Из далеких краев прибыл к нам клоун Сережа, — объявил конферансье. — Не просто так, а с изобретением!

Заиграла веселая музыка, и я, на нормальном, «полноразмерном» трехколесном велосипеде, жонглируя тремя мячиками, под музыку выкатился на манеж. Остановившись в центре, не прекращая жонглировать, поднялся на ноги и ловко поймал мячики в одну руку. Поклон, аплодисменты, конферансье с микрофоном подошел ко мне:

— Ты изобрел велосипед?

Народ грохнул, я тем временем чисто для динамики покрутил «колесо» вокруг ведущего, оттолкнувшись руками, приземлился на ноги и ответил в микрофон:

— Велосипеда я не изобретал — это слишком просто! Я изобрел машину, которая все увеличивает!

— Как интересно! — похвалил конферансье. — Но где же она?

— Товарищи, заноси! — махнул я рукой в сторону выхода с манежа. — Только осторожней, умоляю вас — это ценнейшее научное оборудование!

Работники сцены под музыку внесли самую обыкновенную тумбочку с приделанным на нее сверху ручным насосом. Народ разулыбался, предвкушая смешное.

Тумбочку поставили возле нас, и к репризе подключился Никулин, двинувшись к нам:

— О, холодильник принесли!

Народ заржал.

— Юрик, это не холодильник! — запротестовал я. — Это — машина!

— Стиральная? — предположил он, с любопытством осматривая «научное оборудование».

Еще залп хохота.

— Нет, это машина, которая все увеличивает! — открыл я назначение техники.

Конферансье достал из-за пазухи расческу-гребешок:

— А вот расческу увеличить может?

— Расческу? — принял я предмет. — Очень хорошо! — пошел к тумбочке.

— Отдал? — спросил Никулин конферансье.

— Отдал, — подтвердил тот.

— Расческу?

— Расческу.

— Пропала, — разочарованно махнул рукой клоун Юрик.

Народ заржал.

Я тем временем при помощи насоса поднял крышку:

— Итак, берем расческу, — показал ее залу. — Опускаем, — положил внутрь. — Закрываем, качаем! — начал качать под барабанную дробь. — Раз! Два! Три! Готово! — достал из тумбочки заранее положенную туда бутафорскую, полуметрового размера расческу.

— Вот это расческа! — уважительно цокнул языком конферансье, получив обратно увеличенную собственность.

Никулин подошел к нему, снял шляпу-канотье и расчесал волосы с крайне удивленным лицом. Зрители хлопают и смеются — нравится.

— Вот это машина! — похвалил конферансье.

Клоун Юрик тем временем вернул ему расческу, надел котелок обратно и побежал за кулисы.

— Юрик? Куда ты, Юрик? — бесплодные вопросы конферансье разбились о спину сбежавшего Никулина.

Пожав плечами, ведущий вернулся к «машине»:

— А вот, допустим, велосипед увеличить сможет?

— Велосипед? — переспросил я.

— Велосипед, — подтвердил тот.

— Этот? — указал я на привезший меня сюда транспорт.

— Этот! — подтвердил конфераньсе.

Никулин высунулся из-за кулис и выдал панчлайн:

— Пропадёт! — и под гогот зрителей скрылся обратно.

— Можно и велосипед! — я подхватил велик. — Открываем! Кладем! Закрываем! Качаем! Раз! Два! Три! Готово! Открываем… — посмотрел внутрь, окинул зрителей озадаченным взглядом — смеются, все хорошо — и попросил конферансье. — Для чистоты эксперимента нужно, чтобы ты отвернулся.

— Странно, — решил конферансье, но выполнил просьбу.

Под гогот народа я достал из тумбочки комично маленький велосипед, убежал с ним на край манежа, поставил на бордюр и поехал по нему к огромному удовольствию зрителей, не забывая хлопать по протянутым ко мне маленьким и большим ладошкам.

— Велосипед уменьшился! — когда я въехал в поле зрения конферансье, заметил тот.

— Это вам кажется, потому что вы далеко! — парировал я.

Народ грохнул, и конферансье начал пытаться меня изобличить, нарочито неуклюже «догоняя» велосипед.

Тут из-за кулис, с бутылкой «Столичной», выбежал Никулин и под ржач сразу все понявшего народа сунул ее в «машину», принявшись изо всех сил «накачивать».

— Юра, хватит, лопнет! — заорал я ему.

Не тут-то было — самый любимый клоун Союза только ускорил темп. Решив, что достаточно, открыл крышку и расстроенно спросил:

— А где моя бутылка?

— Пропала! — злорадно заметил конферансье.

Народу все еще очень весело.

Я подошел к «машине», залез в нее рукой и достал муляж крохотной бутылочки:

— Машина нуждается в доработке!

И мы с Никулиным и реквизитом ушли за кулисы.

— Спасибо за «крещение», Юрий Владимирович, — поблагодарил я.

— Молодец, не подкачал, — похвалил он меня. — Велик нам оставишь? Смешной.

— С радостью!

* * *

Дни с Вилочкой летят незаметно — это аксиома. Погружение в работу ускоряет процесс кратно — это тоже аксиома. А работы у меня теперь ух! Спасибо дедушке, конец января и февраль, посвященные проблемам «родного края», миновали как один день, и, выглянув в окно в первых числах марта, я с удивлением обнаружил падающие с сосулек капли.

— Весна! — с восторгом заявил я Виталине.

— Проснулся! — рассмеялась она.

Пластинку с «Юноной и Авосем» записали в кратчайшие сроки. Актерский состав от такового из моей реальности отличался почти полностью. Исключением стал Геннадий Трофимов, исполнивший роль Резанова. Аранжировки пришлось записывать в Хрущевске, потому что другие студии, во-первых, расписаны на полгода вперед, а во-вторых, нужное «электронное» оборудование нашлось только у нас. Пришлось тряхнуть валютой на «Ямаху», чтобы нивелировать технологическое отставание остальной Родины от моего города-сказки.

Товарищ Вознесенский с головой окунулся в новый жанр, время от времени присылая мне «демки», которые мы обсуждали по телефону. Прилетал и лично, на пару дней, записали адаптированный им под нынешние реалии совместный трек «Культуре посвящаю», изначально принадлежащий группе «Ю. Г.» [ https://www.youtube.com/watch?v=LwxqaqwyRpo&ab_channel=dainisp]. Где-то к апрелю поэт накопит текстов на альбом и приедет записываться сюда. Позвонившая на днях баба Катя была очень довольна:

— Хорошо, что ты над Андреем шефство взял — он, конечно, для поэта прямо образцово-показательно приличный, но некоторые стихи у него «с душком».

Ну а главным событием февраля, конечно, стал запуск модного дома «Наташа», совмещенный с жутко пафосным мероприятием в виде показа мод. По телевизору показывали — мама ничем не выдавала своей «швейной» сущности и выглядела так, словно каждый день общается с селебами и журналюгами. Отчасти этому помогала взявшая на себя труд переводчика Амаана, отчасти — Вилочкины уроки по поведению на светских раутах. Ну а на фоне пару раз мелькнул Леннон, который признался, что в моде ни шиша не разбирается, но мамина одежда понравилась ему больше остальных.