Неудивительно — часть ее показывала на себе та самая Амаана. Ну а кубинка из первого состава «Бони Эм» стала настоящей звездой мероприятия, появившись на целой куче обложек профильных журналов. За деньги появилась! После «недели журналистов», когда наш магазинчик открылся, его опустошили в первый же день. На второй день — я же предусмотрительно потребовал набить полные склады — опустошили снова. И на третий. И на четвертый. На данный момент ажиотаж немножко стих, но приезжающие в Монте-Карло богачи ежедневно закупаются обновками. Доходы с мехов и брюликов забирает государство, со шмоток в полном размере — я. На данный момент, при вложениях примерно в полтора миллиона долларов, получилось «наварить» восемьсот тысяч, чему мама очень рада — она до последнего боялась, что ее продукция будет никому не нужна. А верить в Сережу надо!

С долларом, кстати, получилось здорово — еще перед негритянскими бунтами «фонд» и парочка нелегалов (потому что если так сделают все, будет подозрительно) конвертировали доллар в японские йены, избежав тем самым проблем с падением грязной зеленой бумажки — линчевание президента на курсе валюты сказалось ОЧЕНЬ плохо. СССР в валютных запасах долларов держал не очень много, отдавая предпочтение европейским деньгам, так что потерял что-то в районе статистической погрешности. Через неделю после линчевания часть йен обернулась обратно в доллары, который с наведением порядка снова растет. К концу года «скину», там «отвязывание» впереди маячит. Фунты тоже выгодно прокрутили, скинув запасы в день отъезда Леннона и закупившись на пике падения — на вторую неделю забастовок.

На «Хьюго» я, очевидно, не поехал — награды за «Каролину», «Нейроманта» и «Имя Розы» получала светящаяся от гордости за такого хорошего меня Екатерина Алексеевна. По этому поводу пришлось дать пресс-конференцию, где я повторил свой девиз: «На территорию стран-членов блока „НАТО“ — ни ногой». Сигнал сугубо потешный — ну какой выход из «НАТЫ» ради приезда Ткачева? — но в качестве отмазки очень хорош: с таким количеством покушений никто меня не осудит.

«Война на истощение» между Египтом и Израилем в этой реальности не закончилась: евреи, обвинив арабов в провокациях, попытались интенсифицировать боевые действия, потеряли семь «Фантомов» и кусок Синайского полуострова, на котором арабы создали плацдарм для будущих операций по возвращению исторических — без всякого сарказма, им еще фараоны древние правили — территорий. Я немного от этого напрягаюсь — если арабы выиграют, никакого нефтяного эмбарго не видать. «Обезглавленные», подвергнутые рукотворному кризису американцы любимому восточному форпосту в меру сил помогают, перебрасывая из Вьетнама технику и боеприпасы, тем самым обрекая южных вьетнамцев на еще более скорый проигрыш коммунистам. Ну а как иначе — такова империалистическая сущность капитала: попользовал и выбросил.

Полезный орган под названием ООН призывает к переговорам, трясет документами о важности создания Палестины, но что толку? Пока наблюдаем за ситуацией и тайком крестимся за нефтяное эмбарго — иначе я папе Толе пирожное проспорю, а это недопустимо!

* * *

В кооперативном музыкальном магазине было людно, и это не из-за меня: просто на всю Москву всего два таких: в Сокольниках и на Юго-Западе. Еще по одному — в Ленинграде, Красноярске и Владивостоке. Товарищи милиционеры к ним даже не приближаются, а сотрудники КГБ присматривают 24/7, но при этом никого не задерживают — смысла нет, сюда ходит либо номенклатурная «золотая молодежь», либо дети кооператоров. Сами кооператоры, впрочем, тоже ходят — среди них много молодежи, они на подъем легче.

Суть проста — структуры Фонда покупают пластинки за рубежом и переправляют сюда, с целью конвертации валюты в старые добрые рубли. Народу прямо нравится — в то время как «с рук» условный альбом «Битлов» можно купить за сотню — и это если повезет! — у нас он стоит стабильные тридцать рублей, как и все остальные англосаксонские «диски». Пластинки представителей Соцблока идут по пятнадцать, испанские, итальянские и прочие условно-нейтрально-европейские — по двадцать два пятьдесят. Присутствуют и японские — по двадцать семь, но спрос есть только на джаз и то не от молодой ЦА, а от «тридцать+» любителей джаза. Работаем даже на заказ, но придется доплатить «пятерик», три из которых уходят в премию дипломату-«бегунку», который будет искать потребные пластинки. Потешно, но нередко заказывают экспортные пластинки «Цветов», «Ласкового мая», «Boney M» и «АББЫ» — и это при том, что англоязычный их репертуар штампуют и в СССР. Да даже обложка не отличается! Странный народ все-таки эти карго-культисты.

После раздачи автографов и совместных фоток — некоторые Советское неформалы приходят сюда чисто пофотаться, так что оборудование нашлось — я подошел к прилавку и запросил у одетого в джинсы, футболку с гербом СССР и джинсовку патлатого черноволосого продавца (Иван Николаевич Жмилёв, отчислен из МГИМО за разврат, устроен продавцом по просьбе товарища Громыко — отец этого молодого человека его личный друг):

— Привезли Black Sabbath?

— Привезли! — кивнул он и полез под прилавок. — За день все тридцать дисков разобрали, но я тебе отложил, как просил.

— Ништяк, — одобрил я исполнительность Вани.

Он выложил пластинку на прилавок.

— Сам-то слушал? — спросил я.

— Херня какая-то, — поморщился он. — Типа как у тебя в некоторых песнях запилы, но не так прикольно.

— Заценим, — пожал плечами я, сунул диск под мышку, отсчитал тридцать рублей, и мы с Виталиной вышли на улицу.

Весна в столице — это когда под ногами серенькая каша, сосульки грозятся рухнуть на голову с крыш, небо хмурится, а лицо обдувает неуютный, холодный ветер.

— Не готов народ к хард-року, — поделился я выводами с Виталиной. — Но ценность вот этого для жанра, — похлопал пальцами по конверту с пластинкой. — Рано или поздно поймут, и альбом станет культовым. У нас есть «Битлы», «Ролинги», «Цветы», но никто из них не играет реально жесткую музыку — я специально ее Стасу не даю, потому что мир объективно не готов. Мы возьмем все, что можно от статус-кво, а потом я запущу новый коллектив, потяжелее. Потом еще тяжелее и так раз в пятилетку. Но это я отвлекся. Так вот — у нас есть все эти мелодичные, танцевальноориентированные коллективы, и тут приходят чуваки и говорят: все это — соевая хрень.

— Соевая? — не поняла Вилочка.

— Яиц нету, — расшифровал я. — Тестостерона. Какое-то нытье на абстрактные темы и про любовь.

Мы сели в безликий черный «Москвич», и я кинул пластинку на заднее сиденье:

— А вот здесь яйца есть. Во-о-от такенные! — показал руками размер. — Но нужны они далеко не всем, и это не хорошо и не плохо — просто так есть. Black Sabbath — первопроходцы, им свойственны ошибки и несовершенство, но сам факт, что ребята придумали новый жанр — это, блин, достойно уважения. Против них вообще все — и неготовность общества, и несовершенство технологий: помнишь сколько человеко-часов НИИ на мои примочки убило? А им — хер, сиди сам в гараже паяй.

— Послушаем, — нейтрально ответила Вилочка.

— Хочешь — послушай, — улыбнулся я. — Но я не буду — у меня покруче песни есть.

Под любимый хохот мы привычно понеслись по радикально преобразившимся после моего появления в этой реальности улочкам, и в голове всплыла конспирологическая теория, которую я читал в интернете. Согласно ей, при Брежневе СССР где-то в кулуарах договорился с Западом особо друг другу не гадить, а Андропов по этой теории имел связи с английской разведкой. Ничего такого — просто Кремлевские старики до последнего верили в мирное сосуществование с капиталистами. И фиг бы с ним, но отсутствие жизненно необходимых реформ и банальная лень, из-за которой бреши в теле страны затыкали «нефтедолларами» привело к известным мне последствиям. В этой реальности Андропов точно не такой. Возможно я повлиял, возможно в деде Юре сидел потенциал хорошего правителя, но раскрыться из-за запоздалого усаживания на трон он в моей реальности не смог. Ай, чего уж теперь гадать — результат-то офигенный, а это — главное.

В Кремлевском концертном зале я уже себя чувствую как рыба в воде, но путь наш сегодня лежит не в зрительный зал, а за кулисы, в гримерку. Будем снимать концерт к Восьмому марта, в таком замечательном мероприятии поучаствовать я рад. Немного печалит отсутствие Оли, но она на 23-к февраля аж три песни пела, а теперь мой черед.

На прошлых концертах я пел песни про маму. Может и нескромно, но я нынче на ребенка совсем не похожу, поэтому «мамин» репертуар отдал детским хорам, а себе выбрал песни «повзрослее».

Потупив в гримерке чуть больше часа — пока других снимают — выбрался на сцену к липовым музыкантам и толкнул речь:

— В Войне наша страна лишилась миллионов мужчин, и груз восстановления страны пал на плечи наших дам. До сих пор в стране женщин больше, чем мужиков, и многие из них этим пользуются, обижая доверившихся